Рябчики с ананасами

Лимонов: Власть в России захватила буржуазия
«Да будет Новая Великая Революция четвёртого сословия! Народная революция!»

С Серёгой Рагозниковым, по прозвищу Рагозя, я корешилась с детства. Мы росли в одном дворе, ходили в одну школу, учились в одном классе. Помню, в десятом на переменке забили косячок в школьном сортире (для мальчиков), но были пойманы, что называется с поличным, и преданы суду педсовета. Граждане судьи решили не выносить сор из избы (не заявлять ментам), и мы отделались лёгким испугом. А уже через год нам было ровным счётом насрать, и на учителей, и на ментов. Мы смолили, открыто, ни от кого не прячась.

- Настоящему индейцу, - орал на всю школу Рагозя, - надо только одного.
- Эх, трава-травушка, травушка-муравушка-а, - подхватывала я.

Легко жили, весело, разухабисто. Но после выпускного наши дорожки разошлись. Мои родаки продали квартиру, и купили новую в другом районе. Летом мы переехали, а осенью, благодаря папиным связям, я перешагнула порог универа. У меня началась новая жизнь, в которой старому дружку Рагозе, увы, не нашлось места. Мы перестали общаться.

Прошло восемь лет. Я окончила универ, работаю в солидной компании, купила "двушку" в Хамовниках. У меня хорошая машина. Подруга в шутку зовёт меня буржуинкой.

Рагозю я увидела по ящику, в новостной программе, случайно. Переключала с канала на канал и вдруг, показалось, что на экране мелькнула знакомая физиономия. Я пригляделась, и узнала в бородатом чуваке своего школьного товарища. Прямо на моих глазах два здоровенных омоновца скрутили Рагозю, и куда-то поволокли. Голос за кадром рассказывал о разгоне в центре Москвы несанкционированного митинга организованного лимоновцами совместно с "Левым фронтом". Увиденное сильно потрясло меня, и пробило на желание дать в жбан тому мордатому менту, что особо усердствовал при задержании моего кореша. Вечером того же дня я села в машину и поехала к Рагозе домой в надежде, что за прошедшие годы он не сменил места жительства. Дверь мне открыла его мама. Она рассказала, что состоялся суд, и Серёже за сопротивление милиции дали пять суток административного ареста. Я попросила у неё номер Серёжиного сотового.

Я позвонила на следующий день после его отсидки.

Мы встретились в "Жан-Жаке" на Цветном бульваре. Рагозя был сильно бородат и не улыбчив, и казалось совсем не рад нашей встрече. Я же напротив, была чертовски счастлива видеть перед собой этого угрюмого чернобородого "Че Гевару". Я предложила выпить вина, он отказался. Разговор не клеился, и я не знала что делать. Некоторое время мы сидели молча, я смотрела, как он теребит бумажную салфетку, потом мне это надоедало, и я спросила:

- Мы на пороге новых революционных потрясений?

Рагозя молчал.

- Протесты радикализируются, власть закручивает гайки, твой вождь и учитель Эдичка Лимонов, партийная кличка Дед, в Сети открыто пишет о "второй гражданской".
- Всё правильно, - наконец ответил Рагозя, прищурившись, как от дыма.
- И что делать? - спросила я.
- Тебе? Ничего. Живи, как живёшь: пей дорогие вина, ешь ананасы, рябчиков жуй, - его тонкие губы растянулись в ехидной улыбке.

Примерно через полчаса мы распрощались. Рагозя поплёлся к метро. Я сидела в машине. Настроение было паршивое. "Надо выпить, - подумала я, - по-нашему, по-буржуински". И покатила в клуб.

Музыка гремела, диджей хрипло выкрикивал в микрофон невразумительные слова, всё более ускоряя ритм танцпола. Я сидела на мягком ВИПовском диванчике, потягивала вискарик, разглядывала танцующих мальчиков, - выбрала одного посимпатичнее и пригласила в VIP зону. Я предложила ему выпить. Он ответил, что на голодный желудок виски не пьёт.

- Это легко исправить. На Кутузовском есть шикарный ресторан. "Рябчики с ананасами" - их фирменное блюдо. Ты любишь "рябчиков с ананасами"? - спросила я.

В полутемном зале мелькали разноцветные огни, орал модный московский диджей.

- Не знаю, - он пытался перекричать музыку, что удавалось не так легко. - Не
пробовал.
- Я обожаю "рябчиков с ананасами"! А вот моему школьному закадыке, пламенному революционеру-лимоновцу, товарищу Рагозникову, они поперёк глотки. И что делать?

Он пожала плечами.

- Ладно, - сказала я, - будем жить. Поехали!