Исповедь россиянина окруженного опиумом

Не знаю, разделит ли кто мои ощущения, но думаю, что кабы принужден я был отринуть Англию и поселиться в Китае, средь китайских нравов и пейзажей, то я, пожалуй, сошел бы с ума. Причины такого ужаса лежат глубоко, и некоторые из них должны быть знакомы любому: Южная Азия есть, в известной степени, средоточье чудовищных образов и представлений.

Иногда просыпаешься в холодном поту. Потому что при высокой влажности и температуре кондиционер тоже не всесилен. Я на юге Китая, где и не думал быть год назад. В тех самых местах, где когда-то шли опиумные войны за порты Кантона (или на современный лад Гуандуна). О том, что книги меня выбирают, я редко сомневаюсь. Хотя бы потому что читаю их сквозь себя, и нахожу что-то о себе, как и подобает заядлому пост(или просто) -модернисту.

Ни один из людей не решится утверждать, что жестокие, варварские и непостоянные суеверия Африки или прочих диких стран столь же впечатляющи, как и древние, монументальные, бесчеловечные и педантичные религии Индостана. Один лишь вид Азии, ее установления, история, символы веры etc. уже подавляют своим возрастом чувства индивидуума, что по необходимости должен причислять себя к расе более молодой и не слишком именитой. Юный китаец кажется мне ожившим допотопным человеком.

Я увидел в себе Квинси - человека мозг которого застрял в невозможности работать в окружающей его гнилостной среде. И с этой же средой породнившегося. Галлюцинации и интерпретации мира, понимание жалостности и отсутствия конкуренции вокруг, при собственной невозможности сфокусироваться - для всего этого не нужен опиум. Достаточно нервозности, проблем со сном, новостей, курса доллара, лекарств от астмы и её возбудителей - так в теплых снах вы можете потерять не одну ночь, а день сойдется в такой отрезок времени, за который ты ничего не успеваешь. Радует лишь то, что боли таки нет.

Допотопные китайцы - это мы с вами, со своими паспортами с двуглавыми орлами. Представители народа, который не может больше работать в удовольствие, и никогда не мог, потому что редко доживал и дотягивался до результатов труда. А в таком случае, лучше (для психики) отстраниться от себя, или же сменить то, что давит на голову и плечи, на то, на что ты можешь поставить ноги. Выбор выбор, сделай сделай. Ведь психика не дремлет.

Под сень грез своих призвал я все созданья жары тропической и отвесных солнечных лучей: птиц, зверей, гадов, всевозможные деревья и растения, ландшафты и обычаи всех южных земель - и все это сбиралось в Китае или Индостане. Из сродных чувств привлек я сюда Египет с его богами. Меня пристально разглядывали, меня обсуждали, хохотали и глумились надо мною обезьяны и попугаи. Я вбегал в пагоды, где навеки застывал то на верхушках их, то в потайных комнатах; я был то идолом, то священником, мне поклонялись, и меня же приносили в жертву. Я бежал от гнева Брахмы сквозь все леса Азии, Вишну ненавидел меня, Шива подстерегал повсюду. Неожиданно я встречался с Исидой и Осирисом, и те говорили мне, что совершил я ужасный проступок, вогнавший в дрожь ибиса и крокодила. На тысячи лет заключен был я в каменных гробницах вместе с мумиями и сфинксами, захоронен в узких подземельях, в сердце бесконечных пирамид. Крокодилы дарили мне смертельные поцелуи; я лежал в мерзкой слизи, среди тростника и нильской тины.
Итак, я показал тебе, читатель, лишь малую часть моих восточных грез; они всегда изумляли меня чудовищностью своей, такою, что ужас, казалось, отступал пред простым любопытством. Однако со временем удивление схлынуло, оставив меня не столько с ощущением ужаса, сколько с чувством ненависти и омерзения. Над всем этим порядком, составленным из угроз, наказаний и тайных узилищ, царили беспредельность и вечность, доводившие меня едва не до сумасшествия. Прежде то были лишь нравственные да душевные муки, отныне же боль причинялась и телу моему: уродливые птицы, змеи, крокодилы терзали его, причем от последних претерпевал я особые пытки. Проклятый крокодил вдохновлял мой страх более остальных. Я обречен был жить с ним (как уж установилось в виденьях моих) века. Порою мне удавалось ускользнуть, и тогда я обнаруживал себя в китайских домах, обставленных камышовой мебелью. Но вскоре ножки столов, диванов ею, начинали оживать, - и вот уже отвратительные головы крокодилов, злобно сверкая глазами, тянулись ко мне и множились тысячью повторений - я же стоял зачарован и гневен. Страшная рептилия так часто посещала мои сны, что много раз то же видение прерывалось однообразно: я слышал нежные голоса, зовущие меня (ибо я слышу все, когда сплю), и тотчас просыпался - полдень был уж в силе, и дети мои стояли, взявшись за руки, подле постели; они приходили, дабы показать мне обновки: красочные башмачки да платья, или же испросить одобрения касательно своих выходных нарядов. О, как же пугающа была сия перемена, когда вместо крокодилов, чудищ и Уродов я начинал различать близость невинных существ,- и, повинуясь неожиданной вспышке чувства, рыдая, бросался целовать детей моих.