К вопросу о еде

С профессором П. Конради, написавшим биографию Айрис Мердок, мне посчастливилось познакомиться в сентябре прошлого года — на академической конференции по ее творчеству, отчет о которой, включающий и подробные описания с ним (одним из величайших для меня авторитетов), к сожалению, осел где-то в черновиках. Не знаю, удастся ли мне когда-либо выудить этот отчет на свет, и пока скажу лишь одно: мое знакомство с ним было робким. Даже очень робким. Я вообще ужасно смущаюсь и робею в присутствии особо умных людей, ощущаю себя полнейшей и косноязычной дурой, едва способной связать несколько слов и растерявшей все полезные мысли. Какое впечатление я могла тогда произвести на Питера Конради, мне и подумать неловко, и записалась на очередное мероприятие с его участием без всякой надежды на то, чтобы хоть как-то реабилитироваться в его глазах. Просто захотелось послушать его в очередной раз, тем более, темой его лекции были два моих величайших кумира: Шекспир и Мердок. Заодно пригласила туда свою давнюю подругу Надю — мы с ней довольно тесно дружили, еще когда в институте учились: Надя на французском отделении ин-яза, я — на английском. Со времени окончания ВУЗа наши языковые успехи заметно возросли, особенно Надины: у нее за год проживания в Англии практически стерлись все барьеры и комплексы в общении на английском, тогда как я за 23 года в этой стране так и не выучила французский как следует.

Я также умудрилась приобщить ее к творчеству Мердок, которую Надя стала читать в оригинале и с воодушевлением: прочла, наверное, уже четыре книги, одна из них "Море, море". (Эх, жаль, что Надя, прожившая большую часть своей жизни в Польше, не освоила русской клавиатуры, а то бы я заодно приобщила ее и к лайвлибу.)

Выступление Питера Конради на сей раз не произвело на меня большого впечатления (ну, то есть я для себя ничего нового не узнала, да и сам профессор, как мне показалось, был в худшей форме, нежели на конференции в сентябре, когда он читал куда более интересную лекцию об отношениях Мердок с Канетти). Но я успела разглядеть в зале несколько знакомых лиц и предвкушала общение с ними по окончании лекции. К тому весьма вдохновлял специально организованный в лекционном зале бар, где предлагались (бесплатно) сухие вина и безалкогольные напитки. Алкоголь в тот вечер мне воспрещался, ибо была за рулем, в отличие от моей подруги Нади, прибывшей на мероприятие чуть раньше и успевшей уже вдохновиться как следует.

Когда раздались аплодисменты, извещающие об окончании официальной части, и большинство слушателей, поднялись со своих мест, я обнаружила себя лицом к лицу с одним из них — мердоковедом из Венгрии — молодым человеком по имени Давид Шандор (наше приятнейшее знакомство с ним тоже состоялось на сентябрьской конференции). Пока мы обменивались любезностями возле бара (я пила апельсиновый сок!) — я слегка подзабыла о своих попутчицах (их было вообще-то две, но эта история касается только Нади). Спохватилась, когда таки вспомнила, что им, наверное, скучно тут: это мне большинство лиц знакомо, а моим попутчицам даже лицо Конради мало о чем говорит.

Я поискала попутчиц глазами. К счастью, первую долго искать не пришлось: она скромно ждала удобного момента, чтобы известить меня, что ей тут душновато, и, если не возражаю, она подождет нас с Надей в фойе. "Конечно, — согласилась я, немного смущаясь: все же испытывала неудобство, как бы втягивая подруг в то, что их вряд ли особо-то интересует. — Но где же Надя?"

И обведя глазами зал, я увидела Надю: размахивая бокалом с вином, она непринужденно общалась с Конради, у которого тоже в руке был бокал с красным. Поспешно извинившись перед Давидом Шандором, я ринулась в их сторону. "О! — закричала Надя, представляя меня Конради (для нее уже просто "Питеру"), — а вот и my friend! Тоже по Мердок биографию пишет, меж-прочим!" Они чокнулись бокалами, ну типа, "за нас, биографов".

Конради меня узнал — я опять обалдела и потеряла дар речи. "Так продолжим наш разговор, — обратилась к нему Надя. — Хочу вот спросить, к чему это в Море-море-то столько странной еды?"

Профессор засмеялся — он, хоть и с бокалом, был почти трезвым. "Это шутка, Надежда!" — сказал он ей по-польски, даже не употребляя формального "пани". (Так они уже и на ты! Ну вообще.) И сказал ей то, что опять же не прозвучало для меня новостью: "Айрис использовала описания еды в "Море, море" для шуточного эффекта. Но этот самый вопрос ей задавали не раз. И она каждый раз отвечала: "Мы с Джоном сами все время едим то же самое!""

"Почему ты меня-то об этом не спрашивала?" — обратилась я к Наде с укором. Подходить, блин, с подобным вопросом к профессору Конради, только что прочитавшем лекцию о Шекспире и Мердок...

"Так ведь и мне приятно поговорить с умным человеком!" — ответила Надя.

Наш общий разговор с Питером продолжался, пока "эти пани бабы" ему, кажется, не надоели, и он удалился в сторону бара, чтобы подлить еще красного в свой опустевший бокал.

Дальше...