Больше историй

12 апреля 2015 г. 19:10

491

Кундеровский любовник

26 апреля 2013 года
Автор: Розмари Савиньяк

Перевод с французского: Юрий Волошин / burning_benches
Оригинальный текст: http://lepied.littfra.com/lamant-kunderien/
__________________________________________________________________________

Женщине неведомо беспечное забвение тела.
Милан Кундера

Я видела этого мужчину третий или, может быть, четвертый раз. В тот день мы были в его квартире, в маленькой, но просторной студии в восточной части города. К счастью, хотя бы ванная комната была оснащена дверью. Мужчина и я только что занимались любовью. Было лето, было ужасно жарко, вентилятор был направлен прямо на нас. Любовник поднялся с постели и пошел в ванную.

Квартира действительно была не очень большая, в ней почти не было стен, но мне казалось, что я невероятно отчетливо слышала, как любовник справлял малую нужду. Ванная находилась в противоположном углу комнаты, однако я слышала, как он мочился и при этом весело насвистывал. Он мочился и свистел при открытой двери ванной комнаты. При открытой двери. Это было недопустимо.

Я лежала вся в поту в квартире на востоке Монреаля и слушала, как мой любовник изливал мочу при открытой двери. Уязвленная в своем наиболее интимном китче, я порывалась быстро одеться и уйти, хлопнув за собой дверью. «Китч исключает из своего поля зрения все, что в человеческом существовании по сути своей неприемлемо», – так написал Милан Кундера. Но почему я подумала о Кундере этим летом на востоке Монреаля? Потому что для меня, в сущности, самым неприемлемым в человеческом существовании было сразу после половой близости позволить своей любовнице слышать, как брызжущая струя мочи бьет о стенки унитаза.

Однако, я могла понять логику рассуждений моего друга: после соития, после абсолютного слияния наших двух тел, любовник считал самим собой разумеющимся, что наши тела больше не были никаким табу, что они всеми своими фибрами познали друг друга. Он мочился насвистывая, словно тем самым хотел сказать: «Я подношу тебе всего себя». Для него это было доказательством любви, ревниво оберегаемой тайной, которую он мне так простодушно открыл.

Я же, обливаясь потом, растянулась в постели на востоке города, и я испытывала отвращение к этому предложенному мне во всей своей наготе телу. Возможно, я была наивна, старомодна: для меня наши тела во время любви преображались. Они становились произведениями искусства, они ликовали от грации и напряженности. Они не опорожняли мочевой пузырь или кишечник в веселой и шумной манере. Они не имели ничего общего с урчанием в животе, кожными выделениями или с желудочными язвами. Наши тела становились возвышенными, они лишались своего несовершенства и материальности. Наши тела в момент любви, слияния, оргазма, больше не были человеческими, они были китчем. «Эстетическим идеалом категорического согласия с бытием есть мир, в котором говно отвергнуто и все ведут себя так, словно его не существует вовсе. Этот эстетический идеал называется китч», – сказал Кундера в 80-х годах.

Мне было слишком хорошо слышно, как поток спущенной воды в унитазе смывал мочу любовника. Я слышала, как омываются руки, и это по-прежнему сопровождалось насвистыванием. Я была повержена в ужас: когда он будет подходить ко мне, то как реагировать на то, что он доверил мне самую нежную, самую непостижимую тайну своего тела и своей любви, в то время как эта тайна внушала мне невероятное отвращение? Я нуждалась в Искусстве, в Любви, в чувствах, которые бы выходили за пределы природы. Он же предложил мне лишь свою вульгарную человечность со всем своим дерьмом. Меня от этого тошнило.

Он появился у изножья кровати с широкой улыбкой на лице. Он был голый: он прохаживался по квартире совершенно голый, перед окнами без штор, словно ему было нечего прятать, как если бы его тело было знаменем, гордо водруженным перед ликом наступающего врага. Я смотрела на него, охваченная ужасом: улыбаясь от удовлетворения, он подносил мне в дар свою тотальную наготу. Он был горд своими внутренностями, горд своим висящим членом, горд своей мочой, которая струила в унитаз.

После этого дня я с ним больше не встретилась.