О соседних эпизодах.

Читаю на немецком "Трех товарищей" Ремарка. Мучительно медленно, четвертый уж месяц доходит. Не с черепашьей даже - с улиточьей скоростью. Но меня все устраивает, а отчитываться ни перед кем не обязна. Да и книга подходит к финалу, хотя бы в таком лонжированном варианте. Понимаю, что совсем не так читают на языке оригинала люди, владеющие им. Дочь моя по-английски валит книгу за книгой, иной раз приводя в благоговейный трепет небрежным: Да я это на английском читала. Ну так, за тем и определяла ее в языковую гимназию.

Моя школа была откровенно слабой. Нет-нет, бывали и похуже. Вот в Малой Станице алма-атинской те, в которые попадали выступать с хором. Там вовсе, казалось, филиал зоопарка (традиционно чеченский район, бр-р-р). Наша просто плохая. Но учителя-звезды, знающие и любящие свой предмет, были таки. Нинель Григорьевна, англичанка, одна из. Ей к пятидесяти, когда мы - первый экспериментальный поток четвероклассников (до 80-го советские дети изучали иностранный язык с пятого), обрушились, как снег на голову.

Так безрадостно, потому что много всего совпало. Огромный, объединенный годом раньше из двух класс, 42 человека. Дети, годом совместного обучения не адаптированные друг к другу и вынужденные в обычных-то кабинетах тесниться за партами по трое. Что говорить о языковом, под который выделялись традиционно меньших размеров помещения. Годом раньше школу покинула классная руководительница начального, которой не стали искать замену, в нынешнем ушла в декрет француженка. Остается что? Правильно, английский. А учебников в библиотеке половина. Потому что рассчитывали на разделение.

Школьная администрация не заморачивалась: значит пусть все учат английский, разобьются по парам, кто с кем дружит и один на двоих учебник. Боги мои, вы можете себе представить, что это было? То вам не кино "Электроник" с отдельными плексигласовыми кабинками и лингафонной системой. Наш директор, боюсь, слова такого не знал. Крохотный кабинет, в котором по трое-четверо за партой набито сорок два недоросля, у половины из которых нет учебника.

А педагогу каково? Она и до того железным здоровьем не могла похвастать, часто в больницах и санаториях лечилась. С нашим приходом ровно половину времени начала там проводить. Я ее понимаю, кто бы не хотел сбежать из бедлама? Однако, в оставшуюся половину, умудрялась вбить в не светлые наши головы программу. Исключительно политикой кнута. Без пряника. Первая двойка в моей жизни была по-английскому. Получить у Нинель четверку было как олимпийское золото взять. Пятерок вовсе не ставила, кажется. Но в ней была невероятная учительская харизма. Ненависти не внушала всеми своими строгостями. Уважение без любви, однако трепетное.

На той базе, которую дала, я и четыре года педучилища умудрилась пройти, не открывая учебника, и первый очный курс института. Ну да, молодость - глупость, если можешь не учиться, для чего тебе учиться? И все же, привитые Нинелью навыки, вовсе не пропали. Теперь пригодились. В том числе читать любой текст на иностранном вслух. Это правильно, механизмы запоминания лучше срабатывают и фонетический аппарат перестраивается иным, чем при чтении про себя, образом. И человек так устроен еще, что живой голос, хотя бы даже свой собственный, воспринимает как дружескую поддержку (правильно, кто в большей степени друг тебе, как не ты сам?))

Так вот, к Ремарку. У медленного чтения свои плюсы. Ты обращаешь внимание на такие детали, которые в обычном ритме, неминуемо прошли бы мимо восприятия. А тягучим янтарем, через который скользишь застывающей мошкой, встают перед глазами выпукло и с кинематографической четкостью. Два раза по два соседних эпизода.

Робби и Пат на воскресной прогулке: музей, кино, район дорогих магазинов. Он хотел бы подарить ей весь мир и пару коньков в придачу. Но ... И они придумывают игру, в которой только что обанкротились. И потешаются над бедностью. Не деньги главное, хотя не стоит их недооценивать. А сразу за тем самоубийство соседа по мебелирашке Хассе. Неумная и некрасивая жена прежде долгие годы ела его мозг, после спуталась с другим, оставила мужа. Как раз в тот момент, когда назначен начальником отдела с повышением оклада. Глупыш, тебе радоваться, и от курвы избавился, и в карьере преуспел. А поди ж ты - в петлю.

И еще одна пара. Проститутки из кафе "Интернациональ", полугодом реньше (почти в реальном для меня времени)) одна из девочек Лили, скопив четыре тысячи марок, вышла замуж за провинциального владельца автолавочки. Муж вытянул из нее деньги до последнего пфеннинга, а после принял позу оскорбленной добродетели: Не знал, мол, чем зарабатывала невеста! Да и выгнал девочку. Которой ничего не остается, как вернуться к прежнему ремеслу в прежнем месте с разбитым сердцем и без четырех тысяч. Об этом возмущенно рассказывает другая "девочка" Роза.

Которая нежная мать и вообще с головой дружит. До тех пор, пока в кафе не входит уродец с замашками уголовника (он такой и есть). Отец ее ребенка, бросивший беременной. И Роза расцветает.Теперь ей есть, кого содержать, от кого выслушивать оскорбления и терпеть побои. Вот оно счастье. "Салют, детки", - бросает она товаркам и выходит на поиски клиента, окрыленная.возвращением былой любви.