5 Праведник мира против всех

Случаются на земле такие люди, которые совсем не формат. Очень неудобные люди, нужно сказать. Потому что их сложно приватизировать. Под любым флагом они будут стоять с маленьким, но своим флажком. И если, скажем, на флаге начертаны евангельские строки, то у такого героя (а для кого-то - антигероя) на своем флажке после того самого текста обязательно будет значиться: " , но... " Таков был Даниэль Штайн - еврей, НО работавший в гестапо, НО при этом спасавший жизни людей, а еще - священник, НО критик традиционного христианства.

По ходу повествования, ставя карандашом на полях галочки и парой слов описывая смысл важных для меня мест в книге, я заметил, что редко пишу его полное имя. Даниэль , выведенное грифелем, появляется в тех случаях, когда речь идет о его делах и мыслях, о том, как он общается с близкими (это вообще нужно перечитывать с постоянной периодичностью, чтобы хоть немного научиться мягкой мудрости). А Штайн - когда он начинает кромсать догматику. Вот такой был неформатный этот Даниэль, который Штайн, что за время чтения романа много раз то фамильничаешь, то ласково зовешь по имени. Ну, и я еще не очень толерантен, видимо. Говорят, в современном мире это тоже не формат.

Чтобы усилить неформатность Даниэля, Улицкая вводит в сюжет весьма картонных героев. Не сказать, чтобы они были антагонисты. В романе на эту роль никто не дотягивает. Но эти картонки дико нетерпимы, нелюбовны и даже фанатичны. А в центре сборища таких православных, иудейских и католических фанатиков возвышается сияющая фигура главного героя. Не слишком ли просто? И почему в героях-атеистах этой фанатичности практически нет?

Не раскрывая основного сюжета, все же хочется сказать несколько слов о богословских взглядах Штайна. Улицка признается, что она не богослов. Это верно. Я тоже не богослов, но знаю, как в Европе XX века либеральные богословы задавали ровно те же вопросы, которые задает наш еврей-священник. Поэтому описывать его опыт богословствования, как уникальный и супернеформатный, смешно. "Во что верил наш Учитель?", "Иисус был простым иудеем", "Иисус был раввином, не отвергавшем иудейский культ", "Богородица родила не Бога, а человека", "догматы придумали греки-язычники", "никакой Троицы нет - Её выдумали лукавые святые отцы (из которых упоминается три раза Августин и один раз не к месту Иоанн Златоуст)" - это цитаты или почти цитаты. Всякий, кто хоть немного знаком с библейской критикой, протестантской либеральной теологией сразу увидит, что Штайн мыслит в совершенно стандартном русле. Тут неформата не вышло, слишком затертые мысли.

Может быть, неформат появляется лишь тогда, когда мы увидим за этим мутным потоком богословской чепухи подлинное вопрошание героя. Церковь апостола Иакова - вот главная боль сердца Даниэля. Как вышло, что евреи стали мертвой веткой на масличном дереве христианства? Как возможно донести евреям веру в Спасителя? Когда смотришь на все догматические вольности героя под этим углом, понимаешь, что они есть лишь попытка доброго пастыря, горящего верой священника создать приемлемый для иудея путь ко Христу.

Последнее. Текст романа - разноцветная и разномасштабная мозаика. Он создан из писем, дневниковых и диктофонных записей, воспоминаний и газетных заметок. Это правда очень интересно и необычно читать. Но есть в романе письма, которые его явно портят. Это письма самой Улицкой. Она рассказывает, как блевала два дня, "отравившись еврейским вопросом", призывает еврейский вопрос "отменить" (был бы евреем, я бы обиделся), называет православную Церковь прибежищем бескультурья и языческим пережитком. Короче, насколько мудр (даже в своих заблуждениях) и мягок герой романа, настолько представляется ограниченным и нетерпимым в своем либерализме автор. Чесслово, начнись роман с её "утонченной" блевотины, читать бы закончил на первой странице. С другой стороны, весь этот поток сознания русского интеллигента очень четко показывает, что автор всё же постаралась приватизировать героя. Слишком он неформатный для неё, слишком неформатный для нас, обязательно нужно ограничить рамками. Пусть даже это будут рамки романа.