4.5 Карикатура: Небесная канцелярия. Приёмная всевышнего. На столе ангела-секретаря табличка «Бога нет. И не будет!»

Довольно известная и даже нашумевшая в своё время трилогия. Вполне успешно конкурировавшая по популярности с «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень» Анатолия Иванова и, пожалуй, перепрыгнувшая в рейтинге абрамовскую тетралогию «Пряслины». Правда, зато ивановские семейные саги, на мой взгляд, всё-таки обошли в этом негласном соцсоревновании староверческий триптих, но только потому, что снятые по их сюжетам сериалы прочно и удачно совпали с внутренними запросами людей начала 80-х, и вся страна замирала у голубых экранов в дни их телепоказов. А вот снятые в начале 90-х два фильма по черкасовскому «Хмелю» я и вовсе не помню, и даже о их существовании узнал, только принявшись за написание вот этого отзыва — то ли времена изменились, то ли экранизации оказались не такими удачными, как выше упомянутые.

Но вот по эпичности трилогия нисколько не уступает знаменитым семейным сагам. И по монументальности, да и по охвату. Что-то порядка ста тридцати лет промелькнут перед читательским взором при чтении полутора тысяч страниц трилогии. И начнётся вся эта история ещё с декабристских времён, заканчиваясь в конце пятидесятых века XX.

Дальше...

Прежде всего, в романах привлекает глубина проникновения автора в описываемые им обстоятельства и времена. В книге первой «Хмель» эта глубина проникновения в самые недра старообрядчества, да ещё и в его разные «толки», такова, что порой просто жуть берёт от того мрачного мертвящего фона, от того событийного наполнения, которое в основном и составляет первую половину книги. В принципе, никогда особенно не интересовался религиозными культами, сектами и верованиями разных мастей, и потому черкасовские строки в некоторых их деталях стали, пожалуй, откровением.

Правда, чтение первой половины первого романа представляло некоторую сложность и имело некоторые неприятные свойства — прежде всего, из-за обилия вот этого самого, убогого с точки зрения человека светского, религиозного фанатизма, которым буквально пропитаны страницы и главы «Хмеля». Ну, и ещё из-за специфической речи персонажей — жуткий архаизм и скудность их речения буквально нагоняли тоску вселенскую. Какой всё-таки узкий кругозор у фанатиков веры, какая узенькая щелочка, сквозь которую они взирают на мир! Просто камера-обскура какая-то!

Но потом автор как-то так незаметно вместе с читателем пролистнул добрые семь десятилетий — прошелестели буквально несколько страниц, и мы оказались уже в начале нового XX столетия. И в новых местах, потому что филаретовская секта, внутри которой мы очутились вместе с беглым декабристом Лопаревым, насовсем переселилась на Енисей, в Сибирь, ближе к западным Саянам.

Вторая половина первого романа выводит на поверхность повествования уже новых персонажей, часть из которых так и пойдут вместе с читателями всю оставшуюся часть трилогии. И конечно же вместе с Боровиковыми на передний план выходят Юсковы. Которые так и будут теперь мелькать на страницах.

Автор (авторы) нас погружает в трагическую личную судьбу одной из сестёр-двойняшек Юсковых — Даши. И понятное дело, что речь будет идти о любви и несвободе выбора своей судьбы и своей жизни в условиях староверческих пут и патриархальных кержацких нравов.

Книга вторая (которая таковой является только лишь по хронологии описываемых в ней событий, но не по порядку её создания авторами) уже приводит нас к новым персонажам, главным и основным среди которых является Ной — Конь Рыжий, как зовут его в казачьем полку. Конец 1916 и затем революционный 1917 год — вот то неспокойное время, когда мы знакомимся с Ноем. И понятно, что автор показывает читателям всю ту неразбериху в войсках и всю ту муть в головах, которые охватили в эти смутные годы буквально всё общество. Революционные брожения, шатания туда-сюда и в обратный зад, внутренние метания героев, стремления откреститься от революционных и контрреволюционных событий и остаться от всего этого в стороне, и невозможность этого ухода в сторону — вот та суть происходящего в романе.
Тут же мы приходим в тесные отношения уже с другой сестрой Юсковой — Дуней, своевольной и блудливой, беспринципной и похотливой, продажной не только в телесном смысле, но и в остальном. С кем выгоднее на текущий момент ей быть, с тем и делит она постель.

Однако автор большой хитрец — по мере чтения наши симпатии и антипатии к разным героям и персонажам романа (в том числе и к Дуне) то усиливаются, то спадают, порой меняя свою модальность на противоположную — мы то жалеем и сочувствуем Дуне и некоторым другим людям романа (да и всей трилогии), то гневаемся и досадуем на них. И вот эта особенность изложения присуща не только второй книге трилогии, но всему триптиху — образы персонажей и героев трилогии буквально дрожат и вибрируют, мерцают и меняют окраску.

Кстати сказать, точно так же мерцает и дрожит, вибрирует и переливается и авторский писательский стиль — мы то читаем основательные страницы исторического романа, а то вдруг перескакиваем на былинно-эпосный стиль типа «Ой ты гой-еси добрый молодец да Ной батькович». Вообще, вот в этом втором романе «Конь Рыжий» порой возникало ощущение, что книга писалась двумя разными людьми (в принципе это так и есть) кусками, которые затем просто сшивались друг с другом, причём вот эти литературные «швы» уж очень заметны и грубоваты. Текст порой буквально «натёр ногу» читателя.

А между тем исторические события идут своим чередом, белоказаческие восстания в минусинском округе идут на убыль (унося сотни и тысячи жизней и забирая в никуда отдельных героев и персонажей) и мы оказываемся в романе третьем. Вроде бы закончилась (в основном) гражданская война и деревня возвращается к мирной жизни. Но жизнь-то эта уже организовывается по-новому — то НЭП, то коллективизация, то раскулачивание, то грянувшая затем Великая Отечественная война — и всё это в небольшой деревне, где все друг друга знают и где все взаимоотношения тесно переплетены с давних времён и окрашены дружбами и враждами ещё дореволюционными.

Вообще Черкасов и Москвитина большие молодцы, они довольно решительно оставляли без внимания или просто приводили к смерти не то, что простых людей своих романов, но даже и основных героев трилогии. И потому мы можем назвать только несколько главных персон/личностей, прошедших сквозь всю трилогию и оставивших свой след и своё влияние на события и людей. А так, по мере чтения наше внимание легко и непринуждённо переходит с одного имени на другое и вдруг потом оказывается, что именно этот новый, внезапно и как бы невзначай появившийся человек и становится затем эпицентром писательско-читательского внимания и ядром продолжающегося повествования. И в книге третьей это безусловно Дуня Юскова (Головешиха) и Демид Боровиков. Хотя и многие другие жители деревни Белая Елань, знакомые нам из книги второй, постоянно мелькают в тексте и в событийном ряду.

Что ещё понравилось, так это то, что авторы совсем не стремились к показательному хэппи-энду. Да, конечно, какие-то узелки к концу трилогии развязались и кое-какие непонятки разрешились, некоторые злодеи понесли заслуженное наказание и всё такое прочее, однако всё-равно личные судьбы нескольких вполне симпатичных читателю людей оказались не очень счастливыми, и мы так и не узнаем, что с ними станет дальше.
Впрочем, почему не знаем — дальше запустят первый спутник и полетит Юрий Гагарин, будет денежная реформа и прочие события, но это уже вне рамок этой трилогии...