5 Качели «Une amitié amoureuse»

(вжууух-жуух)
Если и сравнивать эту книгу с каким-либо материальным объектом, то только с качелями. Представьте, как вы катаетесь на них из счастливого состояния в несчастливое и обратно, вас захватывает чувство лёгкости и падения, мир может утратить чёткие ориентиры, а земля — свою незыблемость, но вам будет очень-очень приятно — эта книга именно такая.
Хотя, пожалуй, это не совсем точная метафора, ведь счастливые годы вовсе не противопоставляются несчастливым, наоборот, всё происходит одновременно. Это не две крайние точки траектории качания, а сами качели и есть. Добротные такие качели, хотя и не занимающие много места (едва наскребётся сотня страниц). Но ощущения от них вы теперь можете себе вообразить.

(вжууууух-жууух)
Я бы этому типу качелей дала название «любовь — дружба»,

une amitié amoureuse, как говорят французы.

Любовь, основанная на дружбе, и дружба, граничащая с любовью, — это то сложное состояние, о котором пытается рассказать вам главная героиня. Испытывали ли вы когда-нибудь подобное? Сможете ли вы понять её? В каком-то смысле книга может выступать не только как качели чувств, но и как лакмусовая бумажка, по впечатлениям от взаимодействия с которой можно судить о человеке.
Но судить людей мы не будем, судить будем персонажей. Всем встать. Суд идёт.

(вжууух-жуух)
После прочтения книги я целых десять минут думала, что безымянная главная героиня — дочь нацистов, бежавших из Европы «крысиными тропами» в Бразилию. Какое-то странное, косвенное подтверждение этой теории давал и приказной тон писем из Бразилии, и особые распоряжения по изучению немецкого языка, и пренебрежительное отношение к языку французскому.
Потом меня отпустило, и я даже специально перечитала некоторые отрывки, чтобы убедиться, что девочка по национальности могла оказаться кем угодно (может быть, итальянкой?) и что ей просто не повезло с родителями (это точно). Описание виллы, в подвалах которой «хранились большие запасы еды на случай вторжения немцев», и упоминание бомбоубежища, а также приезд матери, который был бы невозможен, будь она и впрямь беглой нацисткой, — этих крох информации про семью героини оказалось достаточно, чтобы переменить точку зрения и выдохнуть.

(вжууууууух-жууууух)
Информативность романа противоречива — или, во всяком случае, требует долгого послекнижного осмысления. Именно информативность, а не информация. С фактическим материалом всё в порядке. Но если вы захотите узнать о главной героине больше, вас ждёт разочарование. Какие-то вещи лежат на поверхности, например, её чувства или то, как она упивается печалью. Или как устроена жизнь в частных школах, интернатах, пансионатах при монастырях, какие бытуют нравы среди девочек, какая атмосфера царит в послевоенные годы. Казалось бы, всё просто, и это роман, в котором рассказчица хочет рассказать нам совершенно определённые вещи, частично оставаясь в тени, чтобы не мешать читательскому восприятию. Ведь если рассказчик не говорит о чём-то, считается, что это не обязательно нужно для понимания того, о чём он всё же в итоге говорит.
Однако другие вещи почти демонстративно умалчиваются, и от этой демонстративности лишь ярче вспыхивает интерес к осмыслению контекста. Имя главной героини. Какой у неё родной язык. Откуда она родом. Кем были её родители. Как сложилась её судьба после отъезда из пансионата. Главная героиня, рассказывающая нам свою историю, просто потрясающе скрытная. Героиня (точнее, автор) опускает всё, что считает непринципиальным, и это наводит на определённые размышления. Например, как определить время действия романа? Это не принципиально, но вопрос интересный. Упоминание визита Ленина (и тут Ленин! Везде Ленин! Как будто нам мало в октябре Ленина! Хорошо, хоть про Октябрьскую революцию не упоминается=) в Швейцарию могло бы сбить вас с толку и заставить сомневаться, какую именно войну героиня имела в виду, но одно-единственное за всю книгу упоминание Гитлера быстро расставит всё по местам. А по вскользь оброненной фразе, что мать героини собирается уплыть за океан на лайнере «Андреа Дориа», легко сузить время действия до любых двух лет с 1952 по 1956-й (это плавание было примерно через год после начала основных событий, а первый рейс лайнера состоялся в 1953, и уже летом 1956 кораблик затонул у побережья Нью-Йорка). И так далее, и тому подобный вжух. Понимаете, о чём я? И так во всём: автор упоминает, казалось бы, незначительные детали, ничего толком не рассказывая, но стоит лишь задуматься и осмыслить контекст... Если бы не эта скрытность, мне бы вряд ли пришло в голову воображать всякие ужасы о родителях героини.

(вжууууух-жууух)
Или, например, интересна её избирательная память на имена. Сперва кажется, что героиня помнит и приводит только имена самых ценных для неё людей, сыгравших в её жизни важную роль: Фредерика — её возлюбленная подруга, вокруг общения с которой и строится сюжет, или Марион, претендовавшая на сердце и покровительство героини, но слишком гордая, чтобы просить дважды, или Мишлин, общение с которой стало контрастом для отношений с Фредерикой. И так далее, и тому подобный вжух.
Но потом обращаешь внимание, что имена важных людей героиня помнит наряду с некоторыми, врезавшимися в память, но намного менее важными. Однако качели снова переносят меня из одной точки восприятия в другую, и я уже думаю, что имена действительно важны, и нужно только позволить себе догадаться, почему. Ведь если человек не называется по имени, то его в каком-то смысле и не существует? Как звали родителей героини, которые в восемь лет отправили её в монастырский пансион и с тех пор принимали самое скромное участие в её жизни? Как звали соседку по комнате? И так далее, и тому подобный вжух.

(вжууууух-жууух)
Каким бы запутанным и недосказанно интересным ни казался внутренний мир главной героини, не менее интересны и другие персонажи. Ненормально вдумчивая Фредерика, как будто отгораживающаяся от мира во всём, вызывает восхищение не только у главной героини, но и у читателей — пока они не узнают её тайну. И тогда уже начинаешь размышлять, а не является ли всё это психологическими последствиями войны? И что же тогда? Это книга о людях, переживающих такие последствия? На фоне Фредерики главная героиня психически почти здорова. А ненормально позитивная Мишлен? Как далеко можно зайти в желании быть весёлым и беззаботным?
Обе подруги героини-рассказчицы — яркие и не совсем нормальные, поэтому они находятся в одной крайней точке траектории качания, а в другой крайней точке — все безымянные «герои жизни» нашей безымянной героини, которые не то чтобы нормальны, но хотя бы вписываются в зыбкие рамки допустимого безумия, которое после войны стало практически нормой.

(вжууууух-жууух)
Даже само подражание эффекту пробуждения героини после знакомства с Фредерикой наводит на мысли о том, что с миром в те времена было не всё гладко. И на этом фоне героиня взрослеет, обретает цельность, думает о прошлом и старается избегать будущего. Фредерика будто разбудила её от долгого сна — у подростков часто бывает подобное ощущение (во всяком случае, у меня было), — и именно с этого момента рассказчица начинает свою историю.
Но для контраста вас непременно качнёт из «мира до Фредерики» в мир «после Фредерики», потому что героиня снова «заснёт» до их следующей встречи. Это, конечно, не так, это не может быть так, однако «мира вне Фредерики» попросту не существует. Поэтому, было ли не всё гладко в послевоенном мире, нас остаётся догадываться самим, в полном одиночестве.

(вжууух-жуух)
Именно в этом, кстати, и заключается подлинная суть сравнения романа с качелями. Вы катаетесь на них, у вас за спиной стоит автор и изредка подталкивает, поддерживая определённый темп, но катаетесь вы всё-таки в одиночку, то взлетая, то падая, глядя вперёд и думая обо всём на свете.
В какой-то момент чтение закончится, автор вас покинет, но и тогда спускаться на зыбкую землю вовсе не обязательно. Можно ещё немного покататься. Не торопитесь. Качели полностью в вашем распоряжении.