3.5 Америка, которую мы потеряли

Хотите взглянуть на Америку 80-х глазами московского хиппи? Хиппи, который искал свободу и нашел ее, но в 91-м вернулся в Россию, чтобы бороться с сектами? Его имя Александр Дворкин, его книга «Моя Америка». В интервью 2003 года он говорит про Америку: «сейчас это уже во многом новая страна, закованная в резиновые путы политкорректности… Страна, полностью отрекшаяся от своего христианского прошлого (заметьте, без помощи коммунистических гонений, а так – добровольно)»

А через семь лет, словно в оправдание своих слов, он признавался, что «только в Америке, а особенно в Нью-Йорке, можно оставаться самим собой и при этом не чувствовать себя чужаком. В любой другой стране, даже при самом благожелательном отношении, иностранец все равно всегда останется иностранцем. И только Америка принимает всех».
Так почему он вернулся? Как оказался в Церкви? Зачем поменял царство свободы на деградирующую страну? Похоже, он написал эту книгу, чтобы объясниться.

Итак, Москва семидесятых. Люди Системы – неофициального сообщества хиппи, иначе называемых «волосатые». Они носили расклешенные брюки, шили штаны из гобеленов и маскировочной ткани, ходили на сейшены и ненавидели советский официоз. Любили все западное, грезили Америкой и не считали музыку роком, если слова были на русском языке. Их исключали из институтов, но они устраивались в больницы, «закрывали» в психушки, а они путешествовали автостопом, были пацифистами и хотели «жить не по лжи». А потом некоторые уехали за границу. И перестали быть хиппи. И стали художниками и коммивояжерами, инженерами и бизнесменами, официантами и наркоманами. А некоторые продолжали себя искать, но нашли Бога. Или Бог нашел их.

Александр Дворкин, 21 года, эмигрировал в Америку. Некрещеный, неженатый, недоучившийся в советском вузе, хиппи. В Америке он работал товарищем миллионера, кассиром, курьером, оператором ксерокса, мойщиком посуды, официантом, вожатым в лагере, дворником и гардеробщиком в филателистском клубе. Он тусовался с друзьями и любил гулять по Нью-Йорку, попадал в истории и даже наткнулся как-то на советских туристов…

… и вдруг я заметил, что двое отстали. Загляделись на какую-то витрину и не заметили, что группа уже ушла вперед. Я поравнялся с ними и по какому-то наитию строго произнес: «Товарищи, почему вы отстали от остальных? Вы что, не знаете, в какой стране находитесь? Кучнее держитесь, кучнее! Немедленно присоединитесь к группе!» Не знаю даже, откуда в моей памяти всплыло уродливое слово «кучнее», но бедолаг как током передернуло. Они покраснели, побелели, встали навытяжку и хором сказали: «Извините, пожалуйста, товарищ! Обещаем, что больше такого не повторится». И бегом, несмотря на свои обширные габариты, припустили к своим.

«Моя Америка».
Ах, как бы я хотел, чтобы это был авантюрный роман, написанный от первого лица в настоящем времени! Роман с неожиданными поворотами, остроумными диалогами, своевременными прозрениями. Роман, в котором герой от первого лица рассказывал бы, что чувствовал и видел, а не сообщал о своих ошибках бесстрастным тоном человека на двадцать лет старше. (В [роман] я б внес дыханье роз Дыханье мяты Луга, осоку, сенокос, Грозы раскаты…) Но, к сожалению, это не авантюрный роман, а добротный и честный рассказ о жизни за океаном. О путешествиях, учебе в Духовной Академии, знаменитых ее ректорах, преподавателях, священниках, обычных людях. Александр Дворкин собрал массу занимательных историй, курьезов и просто смешных случаев из жизни Православной Америки восьмидесятых. Особое место уделено повествованию об отцах Александре Шмемане и Иоанне Мейендорфе. Путешествия по разным странам меня не тронули, а вот рассказ из первых рук об учебе в Руссикуме (папский колледж в Ватикане, изучающий русское православие) оказался весьма любопытным. Узнал много забавного – как иезуиты стараются превратить православных в филокатоликов, к чему приводит целибат (обязательное безбрачие у католических священников), как они относятся к женщинам… (здесь должна была быть цитата, но я убрал ее – слишком отвратительная).
В общем, Александр Дворкин немало потрудился, чтобы разоблачить коварных иезуитов, но, кажется, их ничем не проймешь. Еще меня удивила одна вещь, впрочем, не сразу, а только когда я захлопнул толстенную книгу. В ней почти не упоминается о молитве, о том, что автор что-то там просил, получал, благодарил Бога, как Тот спасал и помогал ему в разных критических ситуациях, автостопах и пр. Такая вот странность…