И всё равно я верю в победу добра над злом. Пусть сегодня всё опровергает эту веру. Всё стремится внушить мне, что настоящую, ощутимую, реальную победу одерживает сила. Но душа моя отметает очевидность. Откуда такая неискоренимая вера?

Потребовалось целых 64 года, прежде чем мир узнал, кто такая Элен Берр. Мне кажется, моё восприятие ужасов нацистского режима не было бы настолько полным и глубоким, если бы однажды Мариэтта Жоб не разыскала подлинник дневниковых записей своей родной тёти и не решилась пройти долгий путь к их изданию. И я в который раз мысленно благодарю неравнодушных людей за то, что они делают.

В самом начале моего отзыва на книгу стоит отметить, что Элен Берр целенаправленно вела записи, чтобы по окончанию войны остались задокументированные свидетельства фашисткой оккупации Франции.

Итак, я должна писать, чтобы потом, позднее люди увидели, что это было за время.

Элен начинает вести дневник в возрасте 21 года. Первая запись датирована 07 апреля 1942 г. Пока ещё молодая девушка не осознаёт грозящей опасности для себя и своих близких. Элен влюблена в парня по имени Жан Моравецкий, её переполняют силы, она весела, легка на подъём. Элен изучает русскую и английскую литературу в Сорбонне, пишет диплом, работает в библиотеке, музицирует. Она мечтает, как и другие парижанки, о светлом будущем.

Вскоре Элен прерывает свои записи на 10 месяцев – до 1943 года. Вторая часть дневника кардинально отличается от первой: нет былой лёгкости, романтичности, непринуждённости. Да, девушка по-прежнему полна надежд, но теперь её записи – страшные свидетельства времени.

И сегодня я надену жёлтую звезду. Две стороны нынешней жизни: светлое утро – воплощение свежести, молодости, красоты и желтая звезда – порождение варварства и зла.

Удивительно, но меня не покидает ощущение, как будто я лично знакома с Элен Берр. В том, что она была искренней, – сомневаться не приходится. В том, что доброй, – доказывает её подпольная деятельность по благоустройству детей-сирот, чьи родители однажды были депортированы фашистами. Элен всё также неугомонна. Она пытается вести «нормальный» образ жизни, на этот раз всем сердцем ощущая ужасы происходящего.

Теперь депортируют целыми семьями – с какой целью? Создать в Польше государство евреев-рабов? И они думают, что эти несчастные люди, чьи предки укоренились здесь, некоторые – пять веков тому назад, не будут всеми силами стремиться назад?

Большое сердце Элен греет меня – человека, читающего её записи, – через время и страны, сквозь разность языков и культур. И хотя я знала, что молодая девушка прекратила вести дневник в 1944 году (последняя запись датирована 15 февраля), я всё же не могла отогнать от себя надежду на то, что она спасётся…

Я боюсь за других, за всех, кого арестовывают каждый день, и за тех, кто это уже прошёл. Я болею чужой болью. Если бы это касалось только меня, было бы легко. Я никогда не думала о себе, а сейчас и подавно не собираюсь. Мне причиняет боль всё вместе, вся эта чудовищная фабрика жестокости, сама депортация.

Элен была арестована вместе с родителями утром 08 марта 1944 года, а 27 числа депортирована в Берген-Бельзен, где погибла... За пять дней до освобождения концлагеря англичанами.

За. Пять. Дней.

Знаете, как? Элен болела тифом и в одно утро не смогла встать на работу. За это её до смерти избила женщина-надзирательница. Лучше бы я этого никогда не узнала. Потому что данный факт заставляет поверить в несправедливость и жестокость этого мира.

Дойду ли я до конца? Этот вопрос звучит всё страшнее. Дойдем ли мы до конца?

В конце книги приводятся письма Элен Берр своей сестре; записки, переданные близким уже в депортации. А ещё дневниковые записи девушки завершают воспоминания её жениха Жана Моравецкого, которые так тронули моё сердце, что мне захотелось стать достойной книги, которую, к счастью, всё-таки сумела опубликовать племянница Элен.

Для меня Элен была символом силы – той светлой силы, которая и есть сама красота, гармония; притягательность, верность, надежда и честность. Всё это погибло. Смерть отняла не только женщину, которую я любил, но нечто большее: душу, столь близкую моей...