5

Сильный роман. Автор на примере своего героя исследует светлую и темную стороны человеческой души, пытается понять, может ли человек быть полностью добродетельным, или где-то там, в глубине его души, свиваются кольца порока, который находит себе выход подчас невероятными способами. Пожилой писатель Сугуро, добропорядочный христианин, примерный семьянин, в общем, идеальный образчик человека и гражданина, неожиданно узнает, что кто-то, как две капли воды на него похожий, шляется по злачным районам города, пьет, творит всякие мерзости, и его настолько возмущает этот слушок, что он решает проверить, на чем же он основан.

На выходе получается этакий Дориан Грей с японским колоритом: с лица милый юноша, а душа черная. Сугуро мучается тем, что в своих произведения не пытается учить кого-то жить, однако читатели и критики воспринимают его прозу именно как наставления, воздвигая самого Сугуро на пьедестал непогрешимости, тогда как сам писатель знает, что он всего лишь человек. Много параллелей я увидела и с другим романом Эндо, "Молчание", по которому снят замечательный одноименный фильм - о том, как нелегко было японским христианам в семнадцатом веке, а "Скандал" показывает, что и по-прежнему непросто им и сейчас в окружении японского общества, которое верит совсем в другое.

Персонаж школьницы Мицу, которую Сугуро встречает на улице и желает вырвать из хватки порока, а посему берет ее к себе помощницей по хозяйству, чтобы облегчить труды своей немолодой жене - это вот та лакмусовая бумажка искушения, пройдя которое можно понять, добропорядочен ты или нет. И тут важен вопрос: по деяниям ли определяется грех или же достаточно мыслей? Нарусэ же, как по мне, это кривое зеркало самого Сугуро: днем добропорядочная вдова, волонтер в больнице, а по ночам - искушенная в садомазохистских играх дама, не чурающаяся лесбийской любви и никак не воспротивившаяся желанию своей юной любовницы покончить с собой. В своем письме Сугуро она признается, что открыла темную сторону своей души в день, когда ее муж признался в зверствах, совершенных в Китае во время войны, а ее это не ужаснуло, а наоборот - привело в состояние возбуждения. Она вспоминает Жиля де Рэ и Эржбету Батори и задается вопросом: не эти ли странные кинки подчас будят в людях эротизм, способность к чувственному наслаждению? А Сугуро, который, похоже, никогда об этом не задумывался, пока носом не ткнули, начинает понимать обманчивость внешности, в том числе собственной.