5

Бесконечно мудр Свет Несущий, ибо ведомо ему, что сердце смертных - вместилище тоски и что мы можем лишь вечно стремиться к свету, становясь тем, чем никогда бы не стали даже в самых дерзновенных мечтаниях.

Вторая часть трилогии. Все остальные герои отходят на второй план, остаются только Рейстлин и Карамон, и книга – летопись движения их души, очень точно описанного. В противоположные стороны… Во время сцены открытия Врат мне пришла в голову мысль: а кто же по-настоящему должен стоять рядом с Рейстлином? Ведь Крисания – ребёнок, она никак не может претендовать на воплощение Бесконечного Добра и силу, равную Рейстлину. Ответ пришёл в голову наутро, и он оказался очень прост: так это же Карамон, конечно.

И хотя он вовсе не выглядит образцом святости, но его немудрствующая любовь к Рейстлину, многократно попранная и униженная, его вера в него, переживающая самые страшные разочарования и всё равно зовущая: «Вернись домой! Я приму тебя даже таким!» – для меня именно такая любовь и есть свет, которого не коснётся никакая тьма, который не побеждает тьму, но берёт её в себя – туда, где это трагическое разделение больше не существует…

Наверное, именно поэтому история братьев так трогает душу – потому что это и есть история нашей души, вечной войны между «Я»-берущим, требующим, ненавидящим и «Я»-прощающим, жертвующим, любящим. Каждый может отыскать где-то в глубинах своей души и непомерные амбиции Рейстлина, и способность на беззаветную верность и преданность Карамона.

Вообще, все чувства и отношения между тремя главными персонажами прописаны хорошо и психологически достоверно. Обольщение Крисании – нет, не Рейстлином, а образом себя, той Крисании, какой она хочет себя видеть, любовь Карамона, терпящая удар за ударом и всё равно продолжающая надеяться – даже там, где разум отчётливо видит действительность и безнадёжность, и, наконец, сцена, где Рейстлин пытается сопротивляться поглощающей его тьме. Образ Крисании в его сознании, за который он пытается уцепиться, рушится первым, Карамон уходит вторым, и лишь Бупу останавливает падение – то единственное бескорыстное чувство, которое он испытал за всю свою жизнь. То, как он лечил чумных больных… Нет, в нём не было сострадания, но не было и малейшей мысли о награде. И, может быть, эта крохотная крупица добра, совершённого тем, в ком не было и тени человеколюбия, перевешивает на весах беспредельности то добро, что мы совершаем, считая себя добрыми.