4

Вся наша роль – моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль – моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.
(Б. Ахмадулина)

По-скандинавски странная, горестная, депрессивная и в то же время болезненно-привлекательная книга, от которой невозможно оторваться и с которой, как с психоаналитиком, надо оставаться один на один. Поначалу она воспринимается как цепочка переплетенных монологов, внутри которых ты блуждаешь, как в лабиринте, пытаясь понять, кто есть кто, кто жив, кто умер, кто прав, кто виноват, кто кому адресует свои письма и исповеди, кто по кому сходит с ума. Но постепенно, как подлодки, из глубин подсознания начинают всплывать истории любви, привязанности, сомнений и самообмана. По большому счету содержание «Бонсай» даже не подлежит обсуждению в светском смысле этого слова. Это просто пугающая заброшенность в сумрак чужой жизни, который ты, читая, либо принимаешь, либо нет. Но если принял, – чтение на разрыв: этой книгой давишься, местами от неё слепнешь и глохнешь, не можешь дышать, хочешь немедленно забыть прочитанное и всё равно читать. Эта история сродни душевной пытке, которую ты переживаешь вместе с героиней. После неё остается ощущение надрыва, содранной кожи, селфхарма.

Но, – спрашиваю я себя, – ты же ведь хотела узнать всю правду об оборотной стороне глубокой, почти непреодолимой привязанности к тому, кто, как кажется, тебя принял и понял? Ну, так вот: глотай этот горький стрихнин, раскрывающий глаза на то, как далеко порой люди готовы зайти во имя неё. Большинство далеко. Некоторые – очень далеко. А кое-кто, как Нина, – слишком далеко, отрубая себе корни, кромсая свою личность, как японский садовник, чтобы из себя сделать не-себя в надежде, что не-собой, скрывая, давя себя внутри себя, она сможет сохранить мужчину своей жизни. И не сохранив, всё равно кромсать, даже после его смерти. Бонсай как стиль жизни. Бонсай как изживание комплекса недостаточности. Бонсай как компенсация. Бонсай как жестокая, «малярно-ювелирная» работа над собой.

Но, – спрашиваю снова, – тебе же было интересно понять, насколько глубоко обманчивыми, драматичными и фальшивыми могут быть отношения человека даже с самим собой? Можно ли вообще что-то взрастить в самом себе на лжи и самообмане? Тем более любовь и принятие другого человека. Стефан пытается, но не особенно. Отрицая гомосексуальную природу своего Я, он даже не замечает, как разрушительно действует эта его внутренняя амбивалентность на женщину, которая хочет быть с ним рядом, как не способствует её развитию, её счастью рядом с ним. Он хотел, чтобы она была глиной, из которой он лепил, что хотел, она и становилась ею, а, точнее, им - с его двойственностью и неискренностью. И в результате так и не стала ни собой, ни им, ни вообще кем бы то ни было.

Роман очень печальный, драматичный и не имеет однозначного исхода. До самого конца он так и остаётся открытой книгой.