3.5

Что бы я не читала у П. Боулза, его умение осуществить своеобразный «трансферинг реальности» вызывает у меня безмолвное восхищение. Мне хочется встать и почтить просто сам факт присутствия его книг в моей жизни. А ещё мне хочется замереть и надеяться, что вот ещё секунда, и я действительно окажусь внутри текста - там, где происходят описываемые события, - и растворюсь в его атмосфере, стану литературным попаданцем. Его тексты настолько живые, осязаемые, что кажется, это на твоих волосах оседает рыжий марокканский песок, это твои ноги скользят и увязают после ливня в глиняной грязи Феса, это твоё горло обжигает скверный кофе, а в ушах замирают звуки уда. Кажется даже, что не надо спешить ехать в Марокко, достаточно просто открыть «Дом паука», чтобы очутиться под палящим солнцем в слабо развевающйся в такт твоих шагов джеллабе. Когда я читаю П.Боулза, я всегда вспоминаю набоковские мотивы вхождения в картину («Подвиг», «Другие берега»), настолько иллюстративен и атмосферен язык его романов.

А вот сам сюжет «Дома паука» не особенно впечатлил. Вероятно, виной тому специфика описываемых событий: антифранцузские повстанческие выступления и политический кризис в Марокко и сама по себе не очень увлекательная тема, а здесь к тому же она была почти не разбавлена собственно беллетристикой, заставившей бы сопереживать героям, соприсутствовать в их жизни, прогнозировать их поступки. Поэтому от книги осталось скучное и пресное послевкусие.

Часть, связанная с Амаром и погружающая в почти средневековую религиозную ментальность Марокко, вызвала некоторое интеллектуальное отторжение. Сам герой – невротичный, упертый, фанатичный и даже какой-то первобытный подросток – вызывал внутреннее напряжение и постоянную тревогу, как непредсказуемая злая сила, как гремучая змея, готовая к внезапному прыжку. Часть, связанная с Стенхэмом, Моссом, Ли, показалась двусмысленной и незавершенной из-за их нетвердой и равнодушно созерцательной позиции в отношении событий, свидетелями которых они стали, и людей, которые их окружали. Раздражала их тайная недоброжелательность и сосредоточенность на своих потребностях вместо со-переживания, со-участия в происходящем, хотя бы эмоционального. Когда же оба сюжетных конца были связаны вместе, я ожидала какого-то более мощного драматического эффекта от части, посвященной Аиду, но конец оказался почти притчевым, символическим. Каждый герой в этой книге пребывал не только сам по себе, но и сам в себе, и каждый ушел своей дорогой. И то, что на время было связано, оказалось легко разорвать безо всякой необходимости диалога культур, религий и ментальности. Да, европейцам и американцам Марокко оказался не нужным без его исторического колорита, а марокканцам оказались не нужны европейцы, мешающие их самобытному развитию.