4 Я слушаю тебя

- Бабушка, расскажи мне о своей семье… Да, снова – и с самого начала, я ведь так люблю слушать тебя!

Начни с 1804 года, когда родился Лазарь Горовиц, твой прапра…дедушка, венский раввин. Расскажи о его детях, обосновавшихся в Польше… Нет, не надо сложной политики, я в этом мало что понимаю – ты же знаешь, бабушка!

Расскажи лучше про варшавского купца и его восемь дочерей, для которых он искал и нашел самых прогрессивных и образованных мужей, исколесив в поисках всю Европу! Расскажи о самой красивой из них – Амалии Клейман, вышедшей за голландского банкира Льюиса Ситроена и родившей того самого Андрэ Ситроена.

Не забудь описывать мне снова и снова все обычаи, все мелочи. Говори о детском мире, об образовании, о житейских неурядицах и достатке – мне все интересно, ведь от этого ничего не осталось…

Опять ты о сложном, бабушка. О полонизации, предпринятой твоей прабабкой. Выработать свою собственную, светскую иерархию ценностей, выучить детей (девятерых!) – какая сильная была женщина! И у всех в итоге - безупречное знание языков, блестящее образование в лучших университетах Европы – разве после этого важны еще эти желтые бумажки, метрики?

О, моё любимое время – рубеж веков! Расскажи о Сенкевиче, о Жеромском, расскажи о литературных вечерах, о художниках и музыкантах! И о том сгоревшем портрете твоей бабки – в алой накидке с перьями.

Революционеры… бабушка, я никогда не разберусь во всех польских партиях и течениях, не надо, бабушка. Все, что я помню – Максимилиан Горовец из твоей семьи был дружен с Пилсудским. О, расскажи лучше о Цюрихе, о Швейцарии, где семья Макса жила среди всей той шумной подпольной братии, где жена Дзержинского учила детей игра на фортепиано, пока взрослые просиживали дни напролет в кафе, споря о политике!

Бабушка, как страшно – революция, как страшно - раскол общества. Вы же были крупным польским издательством, представляли страну на всех европейских выставках – почему опять всплывают те метрики?

Тридцатые годы – я зажму уши, бабушка! Не надо! Где все те завсегдатаи кафе, старые коммунисты, лихие подпольщики? Почему они арестованы? Макс Горовец расстрелян… Сохранилась его фотография из дела. Я закрываю глаза и вижу его мертвый взгляд. Лагеря, ссылки для его семьи и близких… Скажи, что хоть кто-то выжил, успокой меня!

1939 год – нет, нет, НЕТ! Самое страшное началось, а ты уже можешь говорить о самой себе! Ты хоть и была ребенком, но многое помнишь. Шесть военных лет сделали из тебя первоклассного конспиратора и ни на что не жалующегося бойца.

Нет, бабушка, НЕТ! Не говори мне о гетто, о безнадежных побегах и смерти в снегу, молчи о Треблинке, молчи о докторе, лечившем тебя до войны – о Корчаке! Молчи, бабушка, выше человеческих сил знать это…

Расскажи мне о героях и мучениках, скрывавших твою семью под угрозой смертной казни, о сестрах из католического монастыря, прятавших еврейских детей! Говори о бесконечных поисках бюрократических лазеек, о фальшивых документах, о спасительных визах! Индия, Ирак, Сирия, Япония, русский Владивосток, наконец – Америка, Мексика, Канада – куда только не забрасывала твою семью война.

Конец войны, наконец-то, бабушка! Но почему нет радости? Из-за погибших (сколько их из твоей семьи – ты до сих пор не знаешь точной судьбы каждого). Из-за сложнейших (опять политика!) отношений с поляками – ведь надо было возвращаться в Краков или в Варшаву, где было гетто, где была «синяя» полиция и доносчики. В войну не сразу поверили в то, что мы зовем сейчас Катастрофой… Там, за границами, долго не верили, называли преувеличением – а в это самое время в гетто умирали тысячами, горели заживо, вывозились вагонами… Как вы смогли вернуться туда, бабушка? Говорить с соседями?

Сколько потомков раввина Горовица ты смогла собрать в 2000 году, бабушка? Двадцать – рассеянных по всему миру, образованных, очень разных, но …

Я плачу, бабушка, извини. Так пронзительны твои слова о воссоединении семьи, когда люди, впервые видевшие друг друга, внезапно ощутили, что они не одни – с ними в комнате незримо их предки! Замученные, убитые, пропавшие без вести, стертые из истории – но оставшиеся жить в детях. Две сестры слали друг другу открытки и письма, их внучки шлют имейлы и болтают по скайпу через океан – общее биение сердец большой семьи восстановлено, вы опять вместе! И шумная семья вновь идет по улицам довоенной Варшавы, и все снова живы, все…

***

Прости меня, бабушка, прости, что не хотела слушать. Расскажи мне снова, с самого начала. Не пропускай сложных мест про политику и историю – мне надо понять, как могло случиться то, что случилось. Потому что я не понимаю. И ты, и я, все мы – люди. Почему же в какие-то годы людей убивали только из-за бумажки, пожелтевшей метрики, неосторожного слова, слишком темных волос?! «Окончательное решение…»

Бабушка. Скажи, что это больше не повторится. Ведь правда, бабушка?... Бабушка?