4

Читала и думала – как хорошо угадал, как здорово придумал: вся книжка как пиалка с насыпанными горкой тоненькими, почти прозрачными овсяными хлопьями, которые складываются в слова и строчки. И вдруг оказалось, что овсянки – это птички. Пусть и неожиданно, но все равно вышло хорошо: мысли как надутые птицы, сопровождающие тебя в последний путь и исчезающие потом неизвестно куда.

Рассказы больше похожи на небрежные зарисовки, иногда даже всего из одного предложения, которые описывают обычные зимние или летние дни – любовь, измены, жизнь, смерть, вроде бы ничего особенного, но они насквозь пропитаны чувствами. У Осокина вообще очень обостренное восприятие мира, все его органы восприятия постоянно напряжены: он смотрит и замечает то, что мы считаем обыденным, он слышит то, на что мы не обращаем внимания, он запоминает запахи, пусть и неприятные, он описывает вкус того, о чем обычно не принято говорить, но самое главное – он ощущает не просто кончиками пальцев, а всей кожей. Одна простая фраза может запустить целую вереницу воспоминаний и ассоциаций.

поедание мандаринов в помещении и на улице – земля и небо.

Любовь, о которой он говорит (и говорит много), настолько телесная, что иногда становится неловко, как будто подглядываешь, но для Осокина в сексе нет ничего стыдного или стеснительного, наоборот – это момент максимального ощущения жизни, когда все чувства на пределе, и самое естественное взаимодействие между мужчиной и женщиной.

Осокин пишет крупными мазками детали и незначительности, но внутри созданной им картины можно оказаться сразу же и опять – всеми чувствами.

автобусы эти — желтые. и в два этажа дома. на шапках снег — а под ногами скользко.

Все рассказы – «книги» – очень разные: есть фантастические, энциклопедические, очень сюрные и, кажется, даже немного c заумью. Есть классические детские страшилки, как из лагерного прошлого, а есть по-настоящему жуткие, как сказки народов мира, о глубинных, животных страхах. Есть просто размышления, как, например, очень светлые «Ветлуга» и «Клюквенное лето» об идеальной точке – географической или в прошлом. Сюжеты быстро забываются, потому что сами по себе они второстепенны – главный акцент все равно приходится на ощущения и эмоции. Основная цель книг – прокричать о том, что лежит на сердце, окунуть в холодную прорубь впечатлений, после которой приходится долго стряхивать прилипшие хлопья чужой жизни. Ради этой же цели Осокин избавляется от знаков препинания и заглавных букв, убирая лишнюю шелуху. И если, например, э.э. каммингс писал так, экспериментируя с визуальной и синтаксической гибкостью текста, то Осокин здесь явно не заигрывает, а пытается максимально сконцентрироваться на самом слове и той выкристаллизовавшейся из звуков эмоции, которая за этим словом стоит.

Несмотря на кажущуюся разрозненность, мир «Овсянок» очень цельный. Все время встречающиеся авторские повторы-«якоря»: утки, пугала, зеркала, балконы – формируют единое фантасмагорическое и очень фольклорное пространство, дополнительным слоем накладывающееся на пространство географическое, в котором затерянные деревни и города получают столько же любви, сколько и женщины.

я столько местностей перецеловал – что мне давно уже некуда складывать удостоверения о почетном гражданстве.

И при этом есть в ровной осокинской прозе и стихах какой-то классический русский сплин, и смотришься в эти меланхоличные тексты, как в колодец, в котором отражаются звезды, и хочется почувствовать то же самое, чтобы «утонуть или не утонуть от полноты жизни — разбиться или не разбиться».