4 Чорт-те что и сбоку бантик

Это чорт знает что! Только это не ругательство, а попытка классифицировать прочитанный авторский сборник Осокина и хоть как-то структурировать свои впечатления и, соответственно, отзыв. Потому что чрезвычайно трудно структурировать и классифицировать хаос, и трудно до невозможности проделать всё это с хаосом метафорическим, поэтическим, диапазон которого простирается от были до несуразицы.

Первое, что пришло в голову — эту книгу, скорее всего, нужно читать вслух. Просто для того, чтобы напитать, насытить написанные буквы соответствующими звуками, интонированными и модулированными чтецом так, как видится и слышится именно ему, чтецу. И дело даже не в том, что часть текста воплощена в рифмованные строки с тем или иным смысловым содержанием — хотя, конечно же, довольно быстро бросилось в глаза, проникло в уши и буквально попросилось на язык — попробовать прочитать «Утку на барабане» (а потом уже и другие стихотворные столбики) как РЭПовскую начитку — но тут талантец какой-никакой нужен, или хотя бы опыт, тут классическими бардовскими стажиками не заткнёшь дыру собственного неумения, и потому эта РЭП-начитка так и осталась произнесённая только внутренним голосом. А дело в том, что многие книги этого сборника читаются не как некое повествовательное произведение, а звучат скорее как некая своеобразная мантра, как поэтическая «рыба» — где важен размер и динамический ряд — а может быть, даже и как заклинание и обращение не сюда и здесь, к нам, живущим/жующим/читающим, а туда, вверх, к тому, кто там, наверху, крутит все эти молитвенные барабаны, колёса сансары и повозок Джаггернаута и надзирает за всем этим зверинцем. И потому важен уже не просто просмотренный глазами ряд чёрненьких печатных символов, которые мы называем буквами и из которых складываем слова и смыслы, а гораздо важнее произносимые нами звуки в определённой их последовательности и громкости и тональности и во всех прочих акустических параметрах и характеристиках. Потому что правильно исполненное вот это читательское «Ом-м-м-м…» вызовет соответствующий резонанс где надо и у кого надо, а мы в ответ получим те резонансные движения, которые сами же вызвали — образно говоря, мы рванём по некоему мосту, да строевым шагом — до раскачивания этого моста… и что из этого получится, трудно сказать, наверное, от каждого будет зависеть.

Дальше о смыслах и ракурсах

Если как-то что-то мямлить о смысловом ряде, то перед нами целый калейдоскоп бытовых и жанровых зарисовок, перемешанный и сплавленный в одно целое с мистическими верованиями, обрядами и культами разных малых народов и народностей Севера, с их фольклором и традициями, с их моралью и нравственностью — со всем тем, что составляет истинную непоказушную, не прянично-лубочную культуру — тут вам и песенки любовные и баюшные, и страшные рассказы и рассказки, и похоронные обряды, и тут же любовно-сексуальные традиции (и тут почему-то в голове закружились в своих воинственных танцах североамериканские индейцы и аборигены Австралии)…
И понимаешь постепенно, что жизнь — она ведь всего лишь то, что находится между преджизнью и послежизнью, что приходишь сюда из зазеркалья и туда же, в зазеркалье, отправляешься — недаром зеркала занимают в книге много места и вызывают сильное читательское внимание и интерес. И очень интересным показался (вкупе с зеркалами) образ людей-балконов и вообще балконов как таковых, выступающих как форпосты на линии фронтира — жизнь балконов и жизнь на балконах…

Вообще Осокину удалось решить довольно трудные задачи — показать знакомые и общеизвестные предметы и явления с таких необычных ракурсов и в таких странных взаимосвязях, что поневоле начинаешь ощущать себя гостем осокинского антимира с его представителями антижизни — пугалами, манекенами, тенями, эхом и всем прочим, находящимся на изнанке нашего мира. А оказавшись в этих антимирских гостях, начинаешь приспосабливаться к их кривой неевклидовой логике и постепенно вылезаешь из вдруг ставшего тесным футляра своего «Я» — ощущение подъёма и раскрепощения появляются ниоткуда, и кажется, что ты и сам уже можешь быть проводником-исполнителем каких-нибудь мистических практик.

Много места в книге занимает любовь как чувство, любовь как стори лав и любовь как взрослые отношения между людьми — но ведь и в самом деле, любовь как чувство и любовь как соединения наших тел занимают в наших жизнях чрезвычайно много места и времени и энергии и внимания и просто составляют нашу жизнь. А уж как относиться к тем или иным откровениям Осокина и его героев-соавторов, каждый читатель решит сам — кто-то назовёт это похотью и бесстыдством, а кто-то просто вспомнит свои собственные похождения (ну-ка, у кого из нас не было своих сирен и кто не наслаждался мёдом и хлебом!), приключения, трогания и рассматривания, ну и все прочие телесно ориентированные практики и техники.

А вот что делать и как понимать труднопонимаемые места или не понимаемые вообще — хм-хм-хм… ну, думаю, что тут подходит опыт чтения разных там составленных небом атласов и им подобных книг — просто убираем собственное сопротивление и перестаём тужиться в попытках понять всё до слова и до буквы — тем более, что это отчасти мантра, заговор, молитва, магический обряд — и просто читаем, входя в то изменённое состояние своего сознания, какое будет вызывать и провоцировать чтение книги — просто расслабься и получи удовольствие.

Лично для себя выделил книги «Танго пеларгония», «Балконы», «Фигуры народа коми» — очень колоритно и атмосферно, «Клюквенное место» — странно плотная ассоциация с брэдберивскими мотивами, настроениями и темами, «Ребёнок и зеркало» — тут вспомнились детские страшилки про чёрного человека, красное покрывало и кровавую руку, «Пыльный Миша» с его синим географическим путешествием, безусловно отмечаю финишную повесть «Овсянки» — и сразу захотелось пересмотреть уже смотренный однажды фильм. Но нужно иметь в виду, что вряд ли будет правильно пробовать читать какие-то выборочные места и куски, думается, что только чтение заподряд, дунком и запоем даст нужный эффект.