2.5

Печально и грустно...

Потому что невыносимо скучно. Сухим, канцелярским, лишенным каких-либо эмоций и чувств языком автор пытается донести до читателя в общем-то довольно непростую проблему - становление девочки-девушки как личности в закрытом пространстве, женском пансионе.
Нет, я конечно не агитирую играть на нервах и чувствах читателя как на арфе. Но ведь хоть одна струнка должна была тренькнуть в моей зачерствевшей душе??? Нетушки, ничегошеньки не ёкнуло.

Главная героиня выступает для меня в образе какой-то недалекой дурочки с садомазохистскими наклонностями. Я, конечно, понимаю, что нахождение в ограниченном пространстве довольно продолжительное время, будь-то пансион закрытого типа, тюрьма или просто четыре стены, накладывает свой отпечаток на психику, особенно еще не сформировавшуюся. Но и соседка-немка, и Фредерика, объект "страсти" во время обучения в пансионе, и Мишлин, новая подружка-хохотушка, выглядят вполне нормальными. А тут прям бяда-бяда...
Она не хочет, не умеет, не способна учиться. И даже ее разговоры с Фредерикой о французской литературе приводят к умственной и физической усталости.
14-летняя барышня ведет себя как маленький ребенок, которому не хватает новых игрушек. Появляется новенькая, Фредерика, и героиня всеми силами пытается с ней сблизиться, заинтересовать ее, стать для нее чем-то значимым. И вот, когда цель уже почти достигнута, появляется другая новенькая, Мишлин, и вчерашний объект "любви" забыт и заброшен. До того момента, пока объект и сам не прочь отойти в сторону. Ох! Ах! Как же так?!? Никто не страдает! Ну тогда пострадаю я от... а кто его знает от чего, просто чтобы было. Всю жизнь героиня не просто не ищет положительные стороны и светлые эмоции в окружающем мире, а старательно, высунув кончик языка, окрашивает все в сумрачно-серый цвет, "...получала удовольствие, растравляя в себе печаль... удовольствие от разочарования... заранее предвкушала боль, которую предстоит испытать, ...и испытывала от этого пьянящую радость". Во как.

Описания людей, это вообще отдельная история, грустная до слез и отторгаемая моим бедным мозгом. Особенно автор любит описывать глаза, ну конечно, зеркало души как-никак. Вот некоторые "шедевры":
"Глаза... были лазурные, как альпийские озера на заре, детски наивные, но словно бы источавшие яд"
"...в ее глазах, которые порой казались мне ярко-синими, а на самом деле были цвета мха и болота"
"Соседка по комнате... была немка, добродушная, но злая"
"Торчащий подбородок, мощные челюсти, маленькие, противные глазки. Она всегда добивалась порядка, всегда отстаивала добро"
"...глаза у нее были как желто-голубой шелк"

А вот зачем трижды (!) на 200-х страницах почти дословно повторялась сцена приема главы какого-то африканского государства, привезшего свою дочь на обучение в пансион, для меня так и осталось тайной за семью печатями. Видимо, здесь зарыт глубоко, очень глубоко, какой-то сакральный смысл...

Вобчем, видимо с Бродским взгляды на поэзию у нас совпадают (один из моих любимых поэтов), а вот на прозу кардинально расходятся.
Чё тут можно всю жизнь вспоминать?!? Тут быстрей бы дочитать и забыть, как нестрашный, но страшно нудный сон. Благо, книжечка небольшая.