5 Правильно о другом правильно неправильно

Третий роман в моей жизни под авторством Ирвинга Стоуна. "Муки и радости" о Микеланджело Буонарроти - зрелый литературный труд, являющий миру автора во всей его красе, солидным историком, культурологом, в меньшей степени - биографом. И дело даже не в том, что 15-16 век (время жизни Микеланджело) гораздо более отстает по времени от нас нынешних, - литературные образы гораздо более связаны с отношением Ирвинга Стоуна к герою своего романа, его пониманием сущности данного человека и его желанием выразить это в произведении. Самым биографичным в итоге является "Моряк в седле" о Джеке Лондоне. Сухой текст, довольно прозаичное восприятие и, хотя Джек Лондон сам в должной мере потрудился над собственной историей, создавая романтические галлюцинации, "Моряк в седле" наиболее точен, непредвзят и скорее всего лучше отражает реалии. В виде биографии Джека Лондона труд только выиграл, но на художественное произведение похож мало.

И вот, перед нами творение уже состоявшегося литератора, роман полноценный во всех смыслах, "Муки и радости" ("Жажду жизни" о ван Гоге можно поместить где-то между описанными выше крайностями, если уместно их так обзывать). Без всякого сомнения образ Микеланджело был наименее близок самому Ирвингу Стоуну, он его слишком романтизировал, дал гораздо более расплывчатый материал, но мировая литература от этого только выиграла. Некоторые описания событий настолько удачно обыграны самим автором, что впору хлопать в ладоши. Подобный взгляд на жизнь Буонарроти лично мне видится довольно притягательным, но все это больше определяет не героя, а зрителя, которым кроме меня является и сам Ирвинг Стоун.

По Стоуну, Микки был сначала ребенком, обласканным флорентийской аристократией, довольно капризным ребенком, если честно, затем стал большим ребенком и остался им навсегда. Если добавить сюда еще и толику объективности, то следует заметить, что подобное вИдение преобладает у людей с практическим подходом к жизни. Эта сторона превалировала в повествовании всегда, хотя, ближе к концу, автор заволновался и принялся лепить цитаты из Библии. От жизненных реалий мы никогда и никуда не денемся, но вне всяких сомнений - такой субъект как Микеланджело жил в своем, особенном, эмоционально перенасыщенном мире, выставляя в виде верхушки айсберга правильные его черты. Не очень верится, что материальный мир настолько его занимал, он очень занимает меня, занимал Ирвинга Стуна, но не Микки. Мы же чудесным образом видим, что на нем всю жизнь все ездили. Вряд ли какой-нибудь ослик, не являясь мазохистом, когда либо видел у себя на горбу телегу. Мысли, эмоции Микеланджело, что, безусловно, являлось основополагающим в его творчестве - жизни, так и останутся в тайниках, ибо показать их Ирвинг Стоун не смог ввиду собственных природных склонностей. Некоторые обиды и терзания Микки кое-где просматриваются краешком глаза. Например, увлекшийся собственными теориями Микеланджело не может понять - за что на него затаил обиду очередной папа римский. Живые люди вообще не являлись его специальностью, он гораздо более удачно общался с мраморными.

Показать весь комплекс переживаний взрослого ребенка теоретически было бы возможно, но от этого пострадал бы образ( и для этого был бы необходим другой автор).
Роман бы сделался нечитаемым, а изначально - неписаемым, ибо это все не то, на чем когда-либо делал акцент Ирвинг Стоун. Автор без сомнения любит своего Микки, пишут биографии, как правило, о любимых людях, но любит даже больше, чем Джека Лондона или ван Гога, ибо гораздо менее его понимает. Так, наверное, и стоит писать о друзьях, близких и любимых - превозносить их достоинства, прощать недостатки, нелицеприятно отзываться о конкурентах ( например, о Леонардо да Винчи или Рафаэле). Сие по-человечески очень верно, но в формате исторической правильности делает биографию менее значимой. Иными словами, перед нами ода субъективности, посвященная Микеланджело Буонарроти, в гораздо более тяжелой форме, чем другие произведения Ирвинга Стоуна. Больше сказка, чем быль. Таким образом, рассматривать Микеланджело через призму повседневности интересно, но неправильно. По старой доброй традиции в романе 95 процентов населения показаны абсолютными уродами, а остальные 5 (во главе, естественно, с Микки) по по определению дАртаньяны.

В тексте встречаются юмористические обороты типа: "...сам он поел очень немного форели, жареного каплуна и сладкого риса, сваренного в миндальном молоке". Бедный голодающий творец! Или вот - "Микки послал эту скромную сумму домой, но большую часть оставил при себе". Скупая мужская слеза сбегает по ладоням, ибо тогда уже Микеланджело сочувствовал голодающим африканцам по Интернету.

p.s. Подчеркиваю, что постскриптум никак не связан с романом "Муки и радости" вообще и Микеланджело в частности. Мне подумалось, что давно уже пора увековечить скульптурно золотыми монументальными буквами самое известное слово из трех букв состоящее, ибо оно самое популярное в творческом самовыражении (пусть и в назаборно-настенном, ну и что), да и вообще - в искусстве.

p.p.s. Осталось прочитать о Фрейде, заранее придав лицу скептическое выражение.