5

Я ни разу не член нобелевского комитета (на всякий случай сходил погуглил — не, точно нет меня...) и, видимо, плохо представляю всю ту критериальную схему, которой пользуются эти уважаемые люди при выборе лауреатских и кандидатских диссертаций произведений. И потому, прочитав около четверти книги, буквально воскликнул: «Не понимаю, что здесь нобелевского!»...

Величие этой книги, как мне кажется, состоит, прежде всего, в обыденности, повседневности, приземлённости её содержания. Ведь, по сути говоря, ничего экстраординарного в романе не происходит. Вернее, с точки зрения тех людей, о которых написана книга, происходит и острое, и значимое, и экстраординарное, но ведь всё это происходило, происходит и будет происходить всегда и везде (с поправкой на времена и на внешний антураж). Всегда и везде деревня делилась на бедных, богатых и семьи среднего достатка. Всегда и везде были любови и измены, замужества по расчёту и мужские и женские экспедиции на север походы налево. Всегда и везде есть внутрисемейные дрязги и скандалы и тут же конфликты богатых с бедными, помещиков с крестьянами, властей с нарушителями порядка государственного управления. Всегда и везде повседневная жизнь деревни состояла из ранних подъёмов и нескончаемого вороха хозяйских хлопот и забот, бесконечного списка дел и занятий — той деревенской рутины, которая день за днём, неделя за неделей и месяц за месяцем описана в течение четырёх времён года в этом романе.

Величие этого романа в том, что автору удалось создать эпическое полотно такой силы и такой наполненности, что как будто ты сам прожил этот год в деревне Липцы (кстати, а почему деревня? ведь в России если есть храм, так это уже село!), сам дружил с богатырём Антеком и волочился за красавицей Ягной, сам водкупьянствовал в деревенском трактире и махался дубинами и цепами с порубщиками леса в попытке отстоять справедливость, сам выслушивал сказки и мудрости калики перехожего старика Роха и сидел вместе с прочими деревенскими мужиками в городе под арестом, сам творил закон и беззаконие вместе со всем деревенским сходом и сам тащил вместе с впряжённой в плуг лошадью ровную нитку вспаханной борозды... борозды Жизни.

Книга наполовину состоит из картин природы — все эти пейзажные зарисовки и бесконечные ландшафты, казалось бы, можно было бы выкинуть в угоду экшену, и, возможно, современный автор так и сделал бы, смастерив из толстого неспешного романа стремительный любовно-драматический триллер страниц этак в 250-300. Но на самом деле эта чисто описательная половина романа является совершенно равноправным действующим персонажем и чрезвычайно важна для полноты романа и для буквально врастания в него читателя — неважно, что вот уже более чем столетие разделяет современника и героев этой книги.

Роман по-русски называется «Мужики», и я всё искал причину, почему автор назвал свою книгу именно так — некое возможное обоснование промелькнуло в тексте, когда вся мужская составляющая деревенского населения попала под арест и вся деловая, да и эмоциональная жизнь в Липцах буквально замерла, лишённая мужского духа, мужской воли, мужских рабочих рук, горячих голов и запаха мужского трудового пота. «Но ведь не только поэтому», — так думал я и искал и вчитывался, пока наконец не увидел название книги написанным на польском языке. «Chłopi» — и сразу всё стало ясно и понятно, «Chłopi» — и сразу вылез на поверхность второй смысловой план и названия и сути того, о чём написана книга, потому что русское «холоп», помимо прямого обозначения принадлежности мужика своему барину (помните, в фильме «Ты чьих холоп будешь?»), имеет ещё и нарицательные смыслы и значения...

Я ни разу не член нобелевского комитета и плохо представляю нобелевскую литературную критериальную схему. Но по прочтении романа и по некоторому размышлению в послечтении и ощущению послевкусия понимаю, за что и почему был премирован Владислав Реймонт. Надеюсь, что понимаю...