3.5

Книга представляет из себя три десятка глав примерно равного объема, каждая из которых посвящена той или иной стороне жизни и бытования XIX века: от балов и театров до светских салонов и масонских лож. Из-за этого работа кажется очень разношерстной, поэтому автор старательно пытается объединить их одним временем — первой третью позапрошлого века — и одним героем — Александром Сергеевичем Пушкиным. Прием этот не всегда работает должным образом. С одной стороны, Нонну Марченко порой заносит далеко в начало XVIII века или наоборот во вторую половину века XIX. С другой, порой явственно чувствуется, что «наше все» добавляется исключительно до кучи: вот Английский клуб // Маскарад // модный магазин // книжная лавка, где было то-то и тот-то, а мимо проходил АСП и плюнул в ту сторону...

Театральная школа находилась через дом от нас, на Екатерининском канале, — вспоминала Авдотья Яковлевна Панаева, дочь актера Брянского. — Влюбленные в воспитанниц каждый день прохаживались бессчетное число раз по набережной канала мимо окон школы... Воспитанницы постоянно смотрели в окна и вели счет, сколько раз пройдет обожатель, и мера влюбленности считалась числом прогулок мимо окон. Пушкин тоже был влюблен в одну из воспитанниц-танцорок и также прохаживался одну весну мимо окон школы и всегда проходил по маленькому переулку, куда выходила часть нашей квартиры, и тоже поглядывал на наши окна, где всегда сидели тетки за шитьем. Они были молоденькие, недурны собой. Я подметила, что тетки всегда волновались, завидя Пушкина, и краснели, когда он смотрел на них. Я старалась заранее встать к окну, чтобы посмотреть на Пушкина. Тогда была мода носить испанские плащи, и Пушкин ходил в таком плаще, закинув одну полу на плечо.»

Не все главы книги написаны равно хорошо. Так, статьям о моде и государственных наградах ощутимо не хватает иллюстрационного материала. Особенно сильно я возмущалась уже по поводу первой главы, рассказывающей о парадах, поскольку здесь автор слово в слово пересказывает однобокую точку зрения советских учебников на Павла I, Александра I и Аракчеева, легко сводя такое сложное явление, как военные поселения до недалеких попыток создания утопии. Однако в целом книга пленяет не обобщенным пересказом о тех или иных явлениях, а повествованием от лица непосредственных участников: практически каждая часть наполнена различными цитатами из всевозможных воспоминаний, дневников, записок и мемуаров. Порой Нонна Марченко так увлекается, что некоторые фрагменты целиком состоят из них одних. Так же в наличии такое количество отсылок к «Беседам о русской культуре» Ю. М. Лотмана, что я начала подумывать, не проще ли будет пойти и почитать работу самого Юрия Михайловича.

В целом данное документальное повествование может стать отличным трамплином для последующего более глубокого изучения эпохи. Во-первых, здесь в общих чертах рассказывается о широком спектре разносторонних культурных явлений. Лично для меня большинство информации не явилось откровением, ибо мы все учились понемногу, однако пара острых моментов удивили. Не помню, оговаривался ли этот момент на уроках литературы, по крайней мере в памяти оно не отложилось, но окончание «Евгения Онегина» всегда печалило меня, и в девятом классе я даже сочиняла совершенно невероятную в своей альтернативности концовку с мечами, магией и драконами в пару десятков строф. Так вот, после побега и последующего тайного венчания сестры Ольги с Н. И. Павлищевым, Александр Сергеевич сказал ей:

Ты испортила моего Онегина: он должен был увезти Татьяну, а теперь... этого не сделает.

Во-вторых, список использованной литературы в этой книге столь сочен, что глаза разбегаются — настоящая находка! Его-то я и собираюсь осиливать по мере собственных скромных сил.