4.5 Неестественный отбор

Есть особый шик в том, чтобы рассмотреть «Портрет художника в юности» через призму учения об эволюции, потому что Дарвин ратовал за естественный отбор и сугубо рациональные причины изменений и движения вперёд, то есть концентрировал своё внимание на материи и только на материи, полностью отвергая существование Бога (и даже бога — со строчной), в то время как Джойс говорил о духовном развитии, обращении к высшим силам и другим штучкам из мира идей, которые с телом и материей связаны постольку-поскольку, ведь от них никуда не деться. Но шик не в том, чтобы просто рассмотреть книгу о духе с точки зрения материи, это было бы слишком вульгарно. Джойс говорит об относительности каждого опыта, как такового, о субъективности внутреннего человеческого мира, о топологии дискурсивности, а значит соединение дарвинских идей и джойсовской метафизики не станет сочетанием несочетаемого, а изначально будет обладать той же гармонией, что и более близкие друг к другу вещи.

На самом деле получается, что иначе как через дарвинские ступеньки эволюции невозможно рассмотреть какое-либо развитие вообще, аналогия лежит на поверхности. Из точки А, из первичного бульона любой диалектический герой стремится вдаль, становясь постепенно всё более сложным и совершенным. Стивен Дедал, главный герой «Портрета художника в юности» и основной объект внимания романа, вырастает из мелкой песчинки с размытым сознанием в нечто большее. Из малозначимых бу-бу-бу и му-му-му на первых страницах постепенно под влиянием внешних сил выкристаллизовывается уникальная личность. Единственная разница с теорией эволюции в данном случае, что Стивен не летит по ветру перемен безвольной пылинкой, а самостоятельно может влиять на пути развития, хотя как раз на эту тему можно поспорить, ведь это тоже относительно. Хотя лично мне ситуация видится таковой, что помимо естественного отбора у духовной эволюции есть ещё и приятное дополнение, бонус в виде отбора неестественного, искусственного, принудительного со стороны объекта. У дарвинских моделей микробов и прочей копошащейся мелкоты постепенно образуются органы восприятия окружающего мира, нервная система, мозг, конечности – так и Стивен Дедал вместо полного бессознательного начинает видеть, слышать, ощущать, чувствовать, думать, а затем и вовсе попадает в ловушку плотских проблем. За свою юность он успевает побыть и замкнувшейся в панцире чопорности рептилией, и хладнокровным земноводным, и свободно парящей птицей – всё в рамках одного сознания, одной личности. Тупиковые ветви эволюции тоже чуть было не завлекают его в сети, но возможность выбора, в отличие от эволюции настоящей, оберегает главного героя от гибели. Лишь на последних страницах Стивен Дедал становится чем-то большим, чем обезьянка, действующая на одних только инстинктах, хотя предпосылки к этому качественному скачку равномерно рассыпаны по всему тексту.

Если с примитивной аналогией эволюция видов – эволюция души всё более-менее понятно, то неясным остаётся вопрос, а что же будет дальше? Достиг ли главный герой пика своего развития? Стали ли «художник» венцом творения по Джойсу или есть куда расти дальше? Конечна ли вообще эволюция? Тараканы и крокодилы в один прекрасный день не стали больше с ней париться и живут по своим правилам. Может быть, из человека тоже уже ничего качественно другого и более сложного не получится, как бы громко Ницше об этом ни просил. Впрочем, это уже совсем другая история.