5

Гимн жизни. Невероятный гимн жизни, ее фантастической безмерности, много-бытию. Тому, что зажигает солнце, порождает существа и феномены, «магнетически шныряет повсюду». Такое можно написать, только полностью этой силе отдавшись, встав в центр, откуда всё брызжет. Недаром Дёблин предваряет эту книгу посвящением Тысяченогому, Тысячеглавому, который порождает всё. От первого запаха этого ВСЕГО кружится голова, как от прихода весны, и подступают слёзы радости, потому что Дёблин показывает не то, что есть, но то, что может быть наравне с тем, что есть. Это невероятное, блаженное облегчение – сбросить оковы сознания, изнасилованного повседневным способом восприятия. Как осторожно замечает один критик, книга нелегка к прочтению, потому что не только называется «Горы моря и гиганты», но именно о них и повествует. О да. Nuff said. И боже мой, как это впечатляет!

Детские глаза, взрослые ужасы, вот это настоящий реализм: книга, выросшая, как сами гиганты, из человеческой плоти, предпосылок научно-технического развития 1920-х годов (сложно поверить, что ЭТО написано почти сто лет назад; но вещи такого масштаба не стареют) и всего, что туда покидали, а покидали туда растения камни континенты, морские течения древних чудовищ исландские вулканы, четыре века генной инженерии, политическую карту всего земного шара и десятки перелопаченных Дёблином томов по гляциологии, истории, этнографии, а залито всё это варевом человечьих сюжетов − да, люди там всё-таки есть, и какие! − сюжетов «по ту сторону нормы и извращения». Как скромно заметил автор, ему пришлось выйти за эти пределы и изобрести всё заново. Ich habe keine Ahnung, что он, с его-то благословенной фантазией, в итоге вообще счел извращением (кажется, ничего), но читатель будет впечатлён, я гарантирую это. «Горы моря», со своим расширением границ всевозможного, не имеют аналогов – во всяком случае, я даже близко ничего подобного не слышала. Они напоминает дикую смесь Жюля Верна, маркиза де Сада, «Тихого Дона» (sic!), научно-популярных детских энциклопедий «Аванта+», причем сразу по всем направлениям, технологических ужастиков, натурфилософских трудов, эпосов Гомера, страдающего гигантоманией, японского любования зимним пейзажем (да, именно зимним пейзажем) − и всё это под музыку финальной части девятой симфонии Бетховена: мощное, всепобеждающее торжество, великая слава жизни.

Дальше...

В этой книге взрывают вулканы, размораживают Гренландию, совокупляются со всем живым и неживым, производят продукты из человеческих кишок, городами уходят под землю, под воду, континентами борются с доисторическими ящерами, с вынужденным бездельем, с научно-техническим прогрессом, преображаются в сипов, чудовищ, живут мистическим любовным странствием и распадаются на первичные элементы; но, как и Гюнтер Грасс, я не знаю ничего мощнее утопического убийства в утопическом лесу.

Действительно, две центральные главы, составляющие как бы отдельный роман в романе, «Мардук» и «Оборотни», где проигрываются все основные сюжеты, поражают уже не в плане фантастического, но в плане человеческого, психологического. Со времен «Хоббита», прочитанного полжизни назад, не помню, чтобы я сидела за книгой до 3 ночи, чтобы узнать, чем это закончится. Неправда, что у Дёблина индивидуальные характеры уступают геологическому размаху: во всяком случае, Мардук, Ионатан, Марион и Элина ему не уступают. Дочитав, я была так впечатлена, что пообещала себе не перечитывать это года три, дабы поберечь нервы, но на следующий день, конечно, перечитала. И дочитав «Горы моря» до конца, перечитала эти главы снова. И наконец-то все поняла про политику, ха-ха.

Как мог бы прийти к власти Калигула в XXVII веке? Молодой учёный Мардук стал консулом градшафта Берлин благодаря своим тайным и пугающим опытам над стимуляцией роста растений. Он попросту уничтожил всех своих коллег, составлявших цвет научно-технического прогресса, поместив их в бесконечно разрастающийся, шипящий, разбрызгивающий смолу модифицированный лес. Если вспомнить, что Дёблин посвятил своё гигантское паранормальное сочинение знаменитой теме «Человек и природа», то эти страницы, без сомнения, дают ключ к его видению. Природа страшна не сама по себе, она гармонична и упорядочена, хотя даже в таком виде противостоит силе человеческого прогресса (см. «Бегство из городов»), но безумный колосс человеческого разума способен свести ее с ума. Управлять ей он не способен, он же не бог, но свести с ума и расплющить в ней кого-нибудь – себя, других – это как раз плюнуть (см. с шестой главы и до конца).

Маленький лесной эпизод имел долгоиграющие последствия, а именно: берлинский градшафт стал форпостом борьбы против машин, а Мардук на долгие десятилетия – его консулом, поставившим себе целью возродить человечество, избавив его от синтетической пищи и введя, скажем так, строгую дисциплину. Калигулой я его назвала не просто так: сам автор, даже в деталях внешности Мардука, основывается на исторических документах времен древнего Рима. (По счастью, русское издание «Гор моря» сопровождается огромными по размеру комментариями, которые действительно крайне интересно прочесть!) Но, конечно, дальнейшее развитие сюжета – а Мардука, естественно, никто в мире после такого в покое не оставил – было бы не столь интересно, если бы не сопрягалось с частной историей эволюции человеческой личности.

Как говорил Фрейд, человека определяют две вещи: работа и любовь, и сколь оригинально Дёблин подходит к описанию первой, столь же оригинально, могу заверить, подходит он и ко второй.

Он описывает Ионатана Хаттона, молодого, очень доброго биолога, чье отношение к Мардуку со времен убийства в лесу его матери основывается на мощнейшей нерушимой проекции, и которого Мардук в буквальном смысле использует в качестве своей тени, «зеркала»: то есть, в свою очередь, переносит на него и считывает с его лица боль и прочие чувства, вызванные всем происходящим, подавленные в глубине собственной железной души. (Весьма интересно перечитывать, воспринимая Ионатана в качестве альтер-эго консула, а не отдельным лицом.)

Он описывает Марион Дивуаз, женщину, боящуюся близости и наделенную великим даром возбуждать любовь. Сам Дёблин считал, что её трагедия – страшнее всего прочего, что он когда-либо написал. Её фрагменты также можно воспринимать как отдельное произведение.

Наконец, он описывает Элину, «нежную спасительницу», простую девушку, которую угораздило присесть на ступеньки ратуши, когда оттуда выходил Ионатан. Милое сердце, что про неё скажешь, если бы не финал этой истории, от которого у меня всё ещё шевелятся волосы. Поистине, в мире Дёблина можно любить другого, но если взглянуть поглубже, в конечном итоге любишь ты все-таки ту самую мощную силу, которая порождает и движет всё. Именно глубинное взаимодействие с этой силой, проявленной внутри героев и вовне их, накладывает отпечаток на все отношения между ними. И психологическая рана – это все, что угодно, но только не сила.
В конечном итоге – человек и природа, не так ли? – торжествует естественный отбор, остатки доедаются вечным стремлением действовать, эпос разворачивается дальше по своим неумолимым законам, кому-то не дадут отдохнуть даже в гробу – но всё-таки это была самая феноменальная история отношений, которую я когда-либо читала, и я размышляла над эволюцией образов героев днями, неделями, постоянно расширяя и меняя свое восприятие вплоть до прямо противоположного. Серьёзно, если вы вдруг решите прочесть «Горы моря» и где-нибудь посередине Уральской войны вдруг осознаете своим выстраданным сердцем: все, хватит, доколе?! – прочтите хотя бы про Мардука и оборотней, оно того стоит.

И несколько цитат.

О силе жить:

Ты ведь этот город не знаешь? Он как ветер, который залетает мне в рот, хватает за лицо. Я иду сквозь ветер. Посмотри на этих мужчин и женщин, станции подземки, улицы, летательные аппараты… Быка ты только что слышал. Дом Меки, слепой консул Марке, я сам, стоящий здесь, ты, как все это осчастливливает! Как все это осчастливливает меня, делает наполненным, душевно-блаженствующим. Пьяным, Ионатан!

О самоисцелении (в категориях шумеро-аккадского мифа):

Смотри вон на тот дуб. Смотри все время на его крону. Тогда я буду рассказывать. Только не отводи взгляд от дуба! Она пришла ко мне. Мама. У моря. Кусок за куском. Я отчетливо видел ее возле воды. Сперва я увидел… руку. Эта рука… была раздроблена. Как же я себя скручивал! Рука двигалась, пальцы разжимались и сжимались. В судорогах. Но я, я, Мардук, сумел ее остановить. Рука успокоилась. Я сумел сделать это, Мардук. И с другой рукой – тоже. Я добился, чтобы все пальцы двигались медленно. Потом настал черед плеч…
…Мама была кареглазой. И вот к вечеру глаза ее тоже появились. В самом деле. Я увидел маму в красной шляпе с красными лентами, и настроена она была очень благодушно. Я простоял на пляже много часов, не двигаясь, так как боялся, что плечи снова распадутся. Но у меня получалось удерживать все вместе. Правда, поначалу я несколько долгих секунд не смел вздохнуть. А после долго не мог ни есть, ни спать.
…В конце концов я сделал ее всю. Живая и движущаяся, в привычной одежде, - такой она вышла из твоего леса. Через лакуну. Мне пришлось мучительно бороться за это. Но – получилось. Теперь все опять хорошо.

О любви:

Ты – моя радость. Моя непогода и мое благоденствие. Мой охотник, мой разбойник, мой лес, мой дом, моя комната, моя маленькая подушечка. Мое разбитое окно, мое целое окно. Я могу погладить тебя, и ты пристанешь к моей коже моей руке. Мой глаз мое ухо мой лоб моя грудь.! Ты для меня – всё. Теперь ты знаешь, кто ты.

Еще о любви:

Я не могу даже представить, что это чувство погаснет. Да что оно умрет вместе с ним и мною. (…) Мир станет лучше. Земля станет красивее. Мы тогда уже не будем два человека, сидящие на каком-то клочке земли, в какой-то комнатке. Мы будем странствовать, одухотворять здесь, одухотворять там – как облако. Мы многих сделаем счастливыми. Может, побываем и у тебя.

И, пожалуй, моя любимая цитата о том, зачем вообще нужны отношения между людьми

…чтобы я чувствовал: я – это еще и нечто другое, не только Мардук, твой друг, который в тебе нуждается и всюду следует за тобой; я – еще и некая сила, некая мука, неизвестно откуда сюда заброшенная, как тысячи других людей, как листья и камни.

Дёблин, Дёблин. Перечисляющий горы моря гигантов людей века континенты безо всяких запятых, чтобы ясно было: оно все происходит из единого источника и разделения не имеет. Сплавляющий воедино невероятную красоту и непереносимую боль человеческого существования. Стоящий на границе мирового колеса, что вечно прокручивает повторяющиеся сюжеты. Каждый раз я боюсь – может, не будет уж книги, которая потрясет меня до основания, и каждый раз она появляется, с новой силой и на новой высоте. И дело не только в книге, но и в авторе. Человек, который способен мыслить так… Конечно, я еще немало у него прочитаю. Это было узнавание высшего порядка. Как так вышло, что прежде я о нем ничего не слышала?
И теперь, когда я слышу что-то о нечитабельности и безумии романа, я вспоминаю в деталях все дни, когда читала его, блеск воды и силу ветра, как я сидела возле моря, как зачитывала фрагменты сестре, я вспоминаю слезы, и восторг, и силу, и заново открывшуюся жизнь, сбросившую оковы нашей воображаемой реальности, вспоминаю, наконец, слова Мардука, которые кажутся мне словами самого Альфреда Дёблина:

«Разве мое изобретение не великолепно? Скажи. Мы же с тобой знатоки. Равных нам нет».

P.S Помимо прочего, не знаю другой книги, которая лучше может научить писательскому мастерству. В комментариях подробно описываются этапы работы над романом. Но читая сам роман, погружаясь в его ткань, вспоминаешь с особой отчётливостью: самое важное в творчестве, в жизни – что? Свобода. И ещё умение стоять там, где надо, в центре. Жить и творить оттуда. Он даст тебе силу, присоединит тебя к себе; он по-своему тебя использует.
Так вот, Дёблин стоит там, где надо.