4 Тотальная власть снов и свобода их интерпретации

“Ветку цветущего миндаля — вот что я закажу прямо сейчас резчику для своей собственной могилы, подумал он.”

Книга с таким волшебным названием вкупе с именем автора, казалось, обещала что-то сказочное, восточное, в стиле “Тысяча и одной ночи”. Однако, достаточно даже вкратце ознакомиться с биографией Кадарэ и историей Албании, родиной писателя, с которой, так или иначе, связано всё его творчество, чтобы понять: вряд ли нас ожидают уютные вечера с Шахерезадой.

Исмаиль Кадарэ – албанский прозаик и поэт, лауреат множества премий, в том числе и первый писатель, получивший Международную Букеровскую премию, учрежденную в 2005 году. Чтобы лучше понимать основные мотивы творчества писателя, о котором сказано, что он, наряду с Габриэлем Гарсия Маркесом, создал в своих работах “особый литературный мир — Албанию Кадаре”, то есть уделял первостепенное значение своей родной земле, достаточно сказать, что Албания более пяти веков до 1912 года находилась под властью Османской империи, которую сменили немецкая и итальянская оккупация в ХХ веке, коммунистическое правительство под руководством Энвера Ходжи, бывшее у власти сорок лет до середины 80-х годов прошлого века, менявшее курс с России на Китай. Наверное, именно поэтому писателю захотелось создать в своих работах образ Албании свободной от каких-либо влияний извне, самодостаточной и вневременной.

В романе “Дворец сновидений”, написанном в 1981 году, но увидевшем свет гораздо позже, в аллегорической форме автор обращается к моменту в истории своей страны, когда Албания находилась под Османским владычеством.

Молодой представитель древнего, могущественного, знаменитого традициями и устоями албанского рода Марк-Алем получает очень выгодное место, чтобы начать карьеру. Холодным серым утром он спешит на собеседование в загадочный Табир-Сарай, таинственное ведомство, в полномочия которого входят сбор и интерпретация снов всех без исключения граждан огромного государства СОШ – Соединённых Османских Штатов. Со всех сторон необъятной империи, с её азиатских и европейских окраин, стекаются в Табир-Сарай сновидения подданых великого султана. Среди них много самых обычных, ничего незначащих снов, основанных на повседневных переживаниях и волнениях, есть кошмары, к которым стоит отнестись с вниманием, так как бывало много раз, что накануне великих, трагических или страшных событий людям снились мрачные, пугающие сновидения. А еще есть категория снов, кажущихся обычными или даже совершенно абсурдными на первый взгляд, неподдающимися интерпретации, но которые, на самом деле, содержат в себе некие послания, намёки на тайные заговоры или опасные мысли в головах высокопоставленных вельможей, окружающих султана. В этом-то и состоит в высшей степени ответственная работа служащих Табир-Сарая: отобрать из миллионов, вычислить эти важные сны, правильно их интерпретировать и вовремя доложить султану о близкой опасности, зреющей в тени величественного имперского трона. Марк-Алем, шаг за шагом, начинает погружаться в призрачную жизнь тайного, но самого могущественного ведомства в государстве, еще не понимая, что принадлежность в древнему роду, который сумел возвыситься при османах, несмотря на крепкие албанские корни, крепко связывающие его с родной землей, с традициями, и с именем, воспетым в народном эпосе (чего султан так и не удостоился), может либо помешать юноше в его службе, либо вознести его на недосягаемую высоту, ибо в руках работников Табир-Сарая, ведомства на службе самодержца-диктатора, не что иное, как свобода интепретации…

Роман Кадарэ, начинающийся очень похоже на клаустрофобический бюрократический кошмар Кафки, на самом деле раскрывается в неожиданном направлении. Всё начинается с подробного описания устройства Табир-Сарая, увиденного глазами Марк-Алема, молодого человека чуждого политики, желающего лишь стать хорошим работником и быть уважаемым членом своей высокопоставленной семьи, в которой “мужчины или поднимались до самых высоких постов, или падали в бездну несчастий, промежуточного пути не было.” Марк-Алем, хоть и лишён далеко идущих амбиций, всё-таки надеется не стать представителем мужчин, которых судьба подтолкнула ко второму пути. Однако очень сложно удержать равновесие, если семья так близка к трону, два дяди Марк-Алема занимают высокие посты Визиря и губернатора, а третий вращается в дипломатических кругах, близких к послам и консулам. Устами своих персонажей, собирающихся на традиционные семейными обеды и ужины, Кадарэ рассуждает о природе власти, о возможностях, которыми обладает такое необычное ведомство, как Дворец сновидений. Через реплики героев читателю становятся понятны некоторые течения, приводящие в движение жизнь государства, а также противоречия внутри семьи. Юный Марк-Алем, сам того не осознавая, очарован романтикой, окутывающей самого молодого из его дядей, того, кто не занимает видный пост и, как следствие, не страдает от бремени тяжелой ответственности, зато способного к невинным, на первый взгляд, провокациям и неповиновениям. В то время как хитрость и продуманная стратегия способны сохранить голову на плечах. Вот только какой ценой? Но все эти материи совершенно далеки от Марк-Алема, он кажется почти наивным в начале повествования, взирая в благоговении на начальников отделов Табир-Сарая, даже не допуская мысли о закулисных играх, которые более, чем возможны, когда чиновники имеют дело с такой неуловимой, призрачной, многозначной, обманчивой субстанцией, как сон, которую, тем не менее, они стремятся каталогизировать и разместить по полочкам и категориям.

Исмаилю Кадарэ удалось создать роман, в котором нет ничего лишнего, каждое слово, каждая фраза выверены, занимают своё место и значимы для истории. При этом произведение вовсе не кажется сухим, лишенным красок, напротив, оно наполнено особой атмосферой поэтики, загадочности, флёром недосказанности, который шаг за шагом, приближаясь к кульминации, рассеивается, обнажая страшную реальность, но даже достигая самого пика, окрашенного в красный цвет крови, тем не менее, текст не теряет красоты, а остаётся как будто смещённым в другое измерение, приближенное к легендам и сказаниям.

Автор ставит своего героя на границу двух миров. Марк-Алем теряет жизненные ориентиры, попадая в царство красочного абсурда, безумного очарования вселенной, рожденной в голове тысяч и тысяч спящих людей. По сравнению с этим буйством смыслов, значений, символов реальный мир кажется блёклым, словно отраженным в мутном зеркале, в то время как многоцветный оригинал находится там, в Табир-Сарае, скрытый в миллионах папок, над которыми грезят наяву служащие, день за днём теряющие связь с внешним миром. И не будь Марк-Алем отпрыском той самой семьи, такая участь ожидала бы и его: жизнь, замкнутая высокими стенами Дворца, быстрая дорога в серых предрассветных сумерках до места работы и снова грёзы наяву, движение от одного сна к другому, сплетающее их воедино. Однако Марк-Алем тот, кто он есть, а это подразумевает, что он не может позволить себе жить с закрытыми глазами. Мир не делится на тот, что за окнами Табир-Сарая и на тот, что наполнен снами, на самом деле всё гораздо сложнее. Есть реальность, звучащая в старинном народном эпосе, и реальность стальной руки султана, и нельзя жить в одной, не предавая другую. А еще есть реальность, в которой из призрачной материи сна можно плести паутину, способную, если не обездвижить сталь, то затуманить взор и направить ход истории туда, куда угодно пауку, ибо это в его цепких лапах находится свобода интепретации снов. Вот только важно помнить, что хитро сплетенные сети, невидимые и смертоносные, вовсе не гарантируют, что однажды стальная рука не прихлопнет паука.

Цветущий миндаль, нежно-розовые лепестки, трепещущие в свежем весеннем воздухе, и спертый воздух бесконечных полутемных коридоров. Нельзя, ни в коем случае нельзя задумываться и останавливаться. Важно помнить, что мужчины их рода “или поднимались до самых высоких постов, или падали в бездну несчастий, промежуточного пути не было.” И пока власть Табир-Сарая велика, пока сильна вера султана в полученную таким способом информацию, всё зависит от того, кто сумеет дольше всех балансировать на тонкой ниточке, протянутой из мира снов, где нет ничего однозначного, а только череда значений уходящих в бесконечный зеркальный коридор, оставляя единственную свободу – свободу понимать их как угодно.