5

Долго думал, писать что-нибудь об этом шедевре биографического искусства, или "просто оставить это здесь".

Я был в Стокгольме как-то раз, там живут наши старые друзья, которые, из-за своей национальной принадлежности к еврейскому народу, вынуждены были покинуть СССР в 90-х. И вот, мне двадцать, до этого я бывал лишь в Тунисе - арабском быдло-курорте, что положительных эмоций не вызвал. Я получаю свой первый шенген, и, холодной суровой зимой, плыву на пароме из Хельсинки в Стокгольм. Город, который всегда был для меня чем-то непознанным и далеким.

Не передать как сильно я был удивлен. На улице практически нет мусорок, все выкидывают сигареты под ноги, но их не видно. Сразу убирают. Вокруг все улыбаются. Это сейчас я уже привык, что "хмурая морда русских" - штамп. Тогда я впервые увидел это различие. Не говорю, что это плевок в нашу сторону, мне больше нравится ходить хмурым, нечего раздавать направо-налево радость. Но в Стокгольме я был обескуражен. Улыбаются, черти. Следующим удивлением был местный "дом престарелых". То, что они называют этим страшным словосочетанием - жилой дом, внутри словно торговый центр, со своим магазином, своим спортзалом. У каждого старика - своя квартира. Если ему нужно вытереть зад, или поднять ложку со стола, на это есть няньки, сиделки. Понятное дело, что врачебные осмотры не обсуждаются. За все это платит государство. Не люди, которые хотят устроить своих бабушек и дедушек. А страна. Я вот недавно изучал проблему болезни Паркинсона. Узнал, что есть пансионы, где обслуживание в три раза хуже. Стоить это семье будет 30 тысяч в месяц, при двух-четырех-восьмиместном проживании.

Это мои впечатления. Самым сильным было то, что Стокгольм показался мне родным. До испуга. Как будто я родился здесь. Свой родной Петербург всегда сердцу дороже, но я побывал в некоторых европейских столицах, и ни серый Париж, ни древний Рим не смогли заставить меня себя полюбить. А вот столица Швеции смогла. Я ходил по улицам, как по Невскому проспекту. И, хоть они совсем не похожи, ощущение было одно.

Также вышло и с Бродским. Его выслали из страны, как человека, что ненавидел власть. При этом, диссидентом он не был, все знают. Он просто боролся своими стихами. А его быстренько подавили, и отправили восвояси. Куда только его не мотало. Он оказался баловнем судьбы, на мой взгляд. Везде ему были рады: и в США, и в Австрии, и в Швеции (даже Нобеля дали). Работу ему сразу нашли, стихи его печатали, причем на всех языках. Обожателей у него было полно. Короче, из всех эмигрантских судеб, мне известных, у него была самая впечатляющая.

В середине жизни, он пристрастился к Швеции, цитату его об этой стране приводить не буду, она даже в синопсисе торчит. Но это - не просто так. Став самым настоящим иностранцем, уничтожив все, что было когда-то для него свято у себя в голове, Бродский так и не вернулся в Петербург. Даже тогда, когда началась перестройка, и его просто позвали в гости. Он не смог заставить себя это сделать. Испугался. Но, как напоминание о родном городе, он постоянно ездил в шведский домик, и проводил там недели. Писал стихи, бродил по лесам, грустил. Так сложилась его судьба.

Иногда, когда я пишу стихи, мне тоже кажется, что я немного Бродский. Что мне нужно уехать куда-нибудь, чтобы политика никак не трогала меня и моих близких. Заняться литературой. Чем угодно. В домике, в квартире, в России, в Швеции. Просто немного пропасть. Это проходящее чувство, ведь я не могу терпеть одиночество, но порой оно возникает.

Эта книга с самых первых страниц показала себя с лучшей стороны. Сильно предвзятый Янгфельдт, восхищенный Бродским с юных лет, написал историю в четырех частях, которая не даст нам стопроцентный биографически точный взгляд на жизнь поэта. Но мы совершенно точно сумеем прочувствовать Бродского, ощутить его жизнь очень близко. Так, словно он совсем рядом.

Я могу еще много написать, но лучше испытать это на себе.