Роман об адюльтере, говорили они. Об отношениях мужчин и женщин, говорили другие. О бабе – дуре, настаивали третьи. Но такая глыба русской и мировой литературы вовсе не опускался до тем, достойных бульварных романов. Книга обернулась монументальным трактатом о том, как вообще быть, в чем найти успокоение и примириться с собой и окружающим. Колоссальная работа с точки зрения литературы. Жаль, что такая сложная конструкция возводилась во славу домостроя и нравоучений. Носители правильных, с точки зрения автора, установок обретают мир, смысл и хэппи-энд. Те же, кто решил пойти по другому пути или не смог идти по этому, кончают плохо. Автор считает необходимым их наказать, чтобы продемонстрировать, что всё, противоречащее найденному им смыслу, ведёт во тьму, бездну и под колёса поезда. Зачем, говорит он, искать ответы на вопросы, на которые уже ответило христианство и зачем вообще думать, когда все ответы уже есть? Это всё несколько обескураживает. Перед прочтением ждёшь откровения, а получаешь РУСЬ СОБОРНОСТЬ ПРАВОСЛАВИЕ.

Но всё же нельзя не признать того, как круто это подано. Изображая хоровод семей, автор не только демонстрирует читателю своих современников, но и набрасывает варианты построения этих ячеек общества и ведения хозяйства, а, следовательно, и обустройства страны. Общество есть социальная организация страны. Оно, в свою очередь, состоит из семей, а через их устройство Толстой показывает необходимость в его преобразовании. Рассказывая, как каждый персонаж справляется с управлением своего хозяйства, чья семья дала червоточину в виде адюльтера, а чья - цветет и пахнет, Толстой с азартом алхимика ищет идеальную формулу, по которой необходимо преобразовать российское общество, и план, согласно которому надобно жить. Проводником этих исканий и авторских размышлений в тексте является Константин Левин, который, в итоге, эту формулу и находит. А если каждая личность будет жить и строить свою семью в соответствии с подобным правилом, то и общество переменится в лучшую сторону и у каждого будет свой розовый пони. Предсказуемо, на фоне всех приведенных точек зрения выгодно выглядят только славянофильство и православие. Хотя, что касается религии, Толстой, надо отдать ему должное, пошёл дальше, поставив веру над конфессиями, и представляя её как акт сугубо личного переживания, до которого нужно не только самостоятельно дойти, но и который нельзя ни с кем разделить (даже с любимой женой) и, уж тем более, навязать ближнему.

Хотя сам навязывать свои взгляды он вовсе не брезгует. При описании мужских персонажей становится ясно, каких они придерживаются политических взглядов и как устраивают свой быт. Так, семья представляет своего рода модель страны, которой персонажи управляют в соответствии со своими убеждениями. Таким образом Толстой демонстрирует, стало быть, что станет со страной, если к власти придут представители того или иного политического направления. Так, например, он полностью дискредитирует либералов, наделяя этими взглядами гуляку и весельчака Облонского, который так невзначай ещё и западник, с измены которого и начинается роман, а кончается тем, что он прокутил приданное своей жены Долли, которой приходится ходить в заштопанных накидках. Западник - читай - изменник Родины. Конечно, такой человек ни семью, ни страну, не сбережет и не построит. То ли дело Левин, ратующий за самобытность русского народа и содрогающийся даже от употребления иностранных слов вроде «стимула». Вот его ждёт счастливый конец. Своего любимого персонажа он противопоставляет всем и во всём. Он ставит его, порой, в похожие ситуации с Вронским, сравнивая их реакции на один и тот же раздражитель, ставит одни и те же вопросы перед ним и перед Карениным, противопоставляет выводы, к которым пришёл он, а к каким Анна, а говорить о многостраничных спорах о политике и социуме с другими персонажами и вовсе излишне.

Но политика – это всё тлен, поэтому во второй части произведения (последние четыре части из восьми, которые обычно издают во втором томе) Толстой фокусируется на экзистенциальных толках. Несостоятельность идеи жизни для общественности, в которой первоначально видел смысл Левин, демонстрирует, например, история с трудом Сергея Ивановича, брата Левина, над которым он корпел шесть лет, а его не только не оценили, но и не читали. Левин отказывается от мыслей об общей пользе, не находит ответов на свои вопросы и у философов. В итоге он выбирает жизнь «по – божью», то есть не для себя, а для Бога. В противовес Карениной, которая жила для себя и ради страстей, а потому и плохо кончила. Результат исканий этих двух персонажей просто черное и белое: Левин видит в людях воплощение добра – чуда на земле, Каренина перед смертью видит в них только отвратительное, что каждый готов снять с другого рубашку. В ней, в соответствии с Толстовскими категориями, говорит «разум». Тогда как Левин, напротив, приходит к неразумной любви к ближнему. На истинный путь не выводит ни долг, в своеобразном понимании Алексея Александровича, ни честь и честность Вронского. Истинной вере Левина автор противопоставляет мистицизм, в который по наитию Лидии Ивановны ударился Каренин. Можно продолжать до бесконечности. Всего с первого прочтения не запомнить, не охватить и не ухватить.

Центральный женский образ существует здесь, конечно, не только на правах контраста. Каренина есть наглядный пример не только загубленной и заблудившейся души. Безусловно, она – та самая кобыла, которой Вронский сломал спину, ведь именно его появление сбивает её с пути и приводит к тому, что она бросает сына, живёт в не богоугодном браке (в отличие от брака Левина, конечно же, с соблюдением всех обрядов и девственной Кити) и не испытывает никаких светлых чувств к своему второму ребенку (при этих поступках у литературоведов принято говорить о высокой нравственности героини). Но так же она, думается мне, это образ России – матушки, которую в данном случае без Бога ждут трагедия и небытие. Каренина совершает, с точки зрения христианства, самый тяжкий грех – самоубийство, поступок, полностью Бога отрицающий. Но здесь интересно получается: в последние секунды она просит у Бога прощения. Можно ли считать её последние слова покаянием? В контексте романа мне представляется это принципиально важным. Анна взбунтовалась против лицемерного подгнившего светского общества, но выбрала не тот путь, за что автор канонично её и покарал. Эта безапелляционность и его назидательный тон раздражают до одурения. Поэтому при выборе оценки я теряюсь: в наличии разочарование в месседже, но восхищение формой. Впрочем, признанному классику от неё ни жарко, ни холодно, а посему я и оставлю её при себе.