5

Душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть…

Час назад, когда я только захлопнула книгу, мне казалось, что, наверное, я так никогда и не напишу ничего вразумительного. Сначала – потому что мысли будут путаться из-за того легкого хаоса, что остался во мне. Потом – потому что пройдет слишком много времени и я пойму, что постоянно что-то упускаю из того, что хотела сказать. И решу, что зачем тут после четырехсот двадцати четырех рецензий - моя четыреста двадцать пятая.
Но поговорить обо всем этом все же слишком захотелось; слишком, поэтому пойдем по свежим следам «Овода» - книги, о которой я, кажется, чаще всего слышала, что человек плакал над ней. Даже от своей бабушки, и, по ее словам, это единственная книга, залитая слезами в ее жизни, а это, знаете ли, серьезно, очень серьезно.
Наверно, именно поэтому она сперва вызывает такое неоднозначное отношение: что же там за драма такая, что люди так реагируют? И любопытно, и страшно, и даже несколько отталкивает от прочтения – ясно, что все будет плохо. А возможно, и слишком наигранно.
Так вот, скажу сразу – да, под конец было очень неудобно читать из-за расплывающихся в глазах букв. Впрочем, я тот еще любитель всплакнуть над чужими бедами – тогда не хочется оплакивать свои - но стоит отметить, что это было далеко не так, как я ожидала, а просто некоторое количество горьких слез. И пролитых не совсем в том месте, где их льют остальные.

Итак. Роман представляет собой три линии: революционную, религиозную и любовную.
Многие говорят как раз о последней, об Оводе и Джемме, о запомнившемся всем читавшем обращении «Милая Джим!». О том, какая сильная и грустная эта неслучившаяся любовь. Но мне тут сказать особо нечего, потому что, как по мне, пусть герои так и не сказали ничего вслух, Овод так и не открыл ей своей тайны напрямую, обоим все было ясно. И этот оттенок печали, пронизывавший их отношения, вовсе не нестерпимый. Хорошая любовь, спокойная, грустная. И роман не о ней.
Линия «Молодой Италии» и революционного дела – весьма симпатична, именно так, именно таким малоподходящим словом я бы описала свои впечатления. Революционеры показаны с разных сторон, но - горячими энтузиастами, братьями по духу, хорошими людьми. Пусть методы их и не всегда хороши. Что самое ценное – читателю не приходится тонуть в этой линии, она остается яркой, кипящей, но достаточно поверхностной; ровно настолько, чтобы не перестать быть фоном для Овода, его сильного, упрямого характера и мятущейся исстрадавшейся души.
А теперь мы подходим к самому интересному. К вопросу религии и, подспудно, отношениям Овода и его padre. Эта тема в последней трети ожила особенно ярко, безжалостно вклинилась в гармонию первых двух, и вот тут стало больно и хорошо, ух как хорошо. Но, стоит признать, я люблю подобное, и «Овод», пожалуй, почти эталон религиозных конфликтов, которые привлекают меня в литературе. Потому что это совершенно потрясающая возможность почувствовать себя в нескольких шкурах сразу, раздираемым на части. Даже если ты полнейший атеист. Дает почувствовать веру – такую, какой она когда-то была, когда церковь значила так много. Это, на мой взгляд, совершенно удивительное переживание. И тут эта линия сделана отлично, пусть с излишним драматизмом, но так ощущается даже крепче.
Это очень, как ни странно, красиво. Особенно, последняя проповедь padre Монтанелли, эти параллели с Христом, с его кровью, с кровью его сына. За одно это роману выставила пятерку недрогнувшей рукой, при том что большую часть книги я читала просто с благодушным интересом.

Что же касается романа в целом, то, во-первых, легко проглядывается множество параллелей с любимым мной «Графом Монте-Кристо», но это было лично для меня чередой приятных открытий, так как эту весьма (а местами и чересчур) драматичную историю я люблю с детства. Тут мы плавно подходим к «во-вторых»: во-вторых, книга чем-то напоминает о детстве, так как тогда эта чрезмерная пылкость героев, яркость их жестов и драматичность поз казались не только волнующими, но даже необходимыми, чтобы почувствовать детским разумом все душевное напряжение героев, которое местами было не до конца понятно. Здесь весь роман пропитан этой легкой гиперболизированностью чувств и реакций: драма - так драма, гордость – так до глупого упрямства, раскаяние – так до слез. И к этому надо отнестись без раздражения или иронии, а просто опять поверить, что так и должно быть, что так – совершенно правильно для этих людей. И тогда и будет так, роман не пройдет мимо.

P.S. Очень многие рассуждают о том, кто виноват. И мне кажется, что это в корне неверный вопрос.
Потому что люди совершают ошибки.
Потому что по-другому у них и выйти-то не могло.
Грустно, больно, с надрывом, но как-то правильно. По крайней мере, с художественной точки зрения. А потому очень красиво, и лично меня это заставило лить слезы куда сильнее, чем просто безграничная человеческая глупость или удары судьбы.