4 «О Пушкине всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и никогда не скажешь всего, что следует»

Интересный взгляд на литературу, её связь с политикой, историей страны в целом. На первый взгляд может показаться, что литературный герой – реальный персонаж. Само название нам говорит об историчности героя. Действительно, сколько подобных Евгениев Онегиных на Руси? Василий Осипович Ключевский – маститый историк и исследователь. И к небезызвестному произведению Александра Сергеевича он подошёл соответственно. Основной задачей статьи стало восстановление исторического контекста романа Пушкина «Евгений Онегин». В её основе – речь, читаемая автором на заседании Общества любителей российской словесности 1 февраля 1887 г., посвящённом 50-летию со дня смерти великого писателя, поэта и драматурга.

По замечаниям критиков, «Евгений Онегин и его предки» – одна из лучших литературно-критических работ о знаменитом романе в стихах А.С. Пушкина. В этом небольшом эссе знаменитый историк блестяще раскрыл место Евгения Онегина – пушкинского героя – в истории русского общества, внутренний мир и причины «хандры и лени» главного героя. Взяв за основу судьбу Онегина, создав галерею воображаемых, но вполне правдоподобных его предков, Ключевский проследил их судьбу, путь всего русского дворянства, начиная с середины XVII века до 1820-х годов, когда Пушкин сочинил своё самое знаменитое произведение.

Интересно, что в статье явно видны «славянофильские», антизападные воззрения историка. Так, он видит в Петровских реформах тот перелом, который надломал и в корне изменил традиционную русскую действительность, и отнюдь не в лучшую сторону. В конечном счёте: «Русский мыслитель не только не достигал понимания родной действительности, но и терял самую способность понимать её». Эти реформы привели к огромной пропасти между высшим сословием и народом, от которого оно в итоге оторвалось.

Предки Онегина – как и все дворяне того времени, – начитавшись книг иностранных просветителей, прониклись идеей необходимости преобразования российского быта, модернизации общественно-политического устройства по западноевропейскому образцу. Однако эти пламенные мечты разбились о ту самую оторванность и непонимание русской действительности, превратившись в итоге в пресловутую обломовщину:

«Наконец, устав и заглянув в долговую книгу, махнул на всё рукой и окончательно переселился в деревню доканчивать давно начатую и сложную работу изолирования себя от русской действительности. Здесь он вечно пасмурным брюзгой уединился в своем кабинете… Где-нибудь в глуши Тульской или Пензенской губернии он представлял собою очень странное явление. Усвоенные им манеры, привычки, симпатии, понятия, самый язык — всё было чужое, привозное, всё влекло его в заграничную даль, а дома у него не было живой органической связи с окружающим, не было никакого житейского дела, которое он считал бы серьёзным…
Тосковать будет его сын при Александре I в лице Чацкого, а скучать — его внук в лице Печорина при Николае I. Когда наступала пора серьёзно подумать об окружающем, они начинали размышлять о нем на чужом языке, переводя туземные русские понятия на иностранные речения, …получался круг представлений, не соответствовавших ни русским, ни иностранным явлениям».

В итоге, расстроившись, кто-то рвал с обществом (как Чацкий), другие пускались в бесцельные путешествия (как Печорин), а остальные впадали в хандру – как Онегин. Впрочем, у этого героя был выход из депрессии – труд, который, однако, «ему был тошен». Многие представители высшего сословия пересмотрели свои грандиозные планы и сменили их на более мелкие житейские задачи, которые выполняли с относительным успехом. А другие дворяне – вроде Евгения Онегина – так и не нашли себе места. И как следствие – превратились в пессимистов и меланхоликов, «чудаков печальных и опасных».