1 Голос, и более ничего

Честно пытаюсь закрыть этот пыльный гештальт юности и попыток не оставлю, но это не чтение, а битва с текстом. Сейчас я едва перевалил за середину книги. Фабулу я знаю, а потому запишу пару мыслей ( и да, по мере чтения я постепенно дополняю отзыв, поэтому могут быть повторения и даже противоречия).

Подумать только, что выбирая между сосиской и Гумбертом – она неизменно и беспощадно брала в рот первое.

Странно, но не так много людей подмечают, что стилистически "Лолита" - самая низкосортная вульгарщина (все эти "скипетры страсти", "трусики-пупочки-сосочки", "приложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровой печени, морскому винограду легких"), которая, по существу, всегда была свойственна Набокову, но возраст и тема вожделения сделали её более явной, чтобы уж самый невнимательный читатель прозрел... но нет: ах, какой языыык, а-а-а-а... Да, язык: вслух почитаешь - рот помыть захочешь.

Всё-таки не понимаю тех, кому нравится писанина Набокова. Когда началось путешествие Гумберта и Лолиты по Америке и автор стал выдавать плотную стену бессюжетного живописания с прилагательными разного уровня пошлости, я сказал себе, что язык Набокова - это какая-то уплотнённая пустота, тяжёлый, блин, вакуум. Мало кто может создавать настолько вязкую, многословную, тяжеловесную, чрезмерную, вычурную, трудную для восприятия и часто одиозную массу, которая одновременно производила бы впечатление непрерывного потока пустословия. То есть в плане графомании это гораздо хуже, чем "Дар". Я только цитировать для примера не решаюсь, потому что это нужно воспринять в контексте. Если разбить описательные отрывки этого путешествия на законченные смысловые части и посчитать их, то в какой-то момент ты оказываешься в ситуации героя той песни - "назад 500, вперёд 500", - и мозг просто отключается, а всё живописание разваливается на сумму прилагательных с существительными, которые ты стараешься просто прочесть, не вникая в их смысл. А Набоков всё шпарит. А изнасилованный мозг болит, он стонет: "Я не хочу больше, хватит", кричит он тебе. В такой момент перестаёшь визуализировать то, что самозабвенно рисует автор, а представляешь что-то своё, какой-нибудь усреднённый американский пейзаж. И это так ужасно. Я буквально сражаюсь с языком автора - и проигрываю ему. Ни хорошего вкуса, ни изящества, ни красоты, ни чувства меры, уместности, соразмерности, ни гармонии, ни музыки сфер я тут не вижу. Мне кажется, кто-то всех обманул, заставил увериться, что такая манера письма - вершина стиля. Боже, нет. Я бы не хотел, чтобы мои любимые истории и путь моих любимых героев были рассказаны этим искусственным языком эстетствующей нейросети. Ни-за-что. Это отвратительно.
___

"Лолита" - это вторичная, искусственная и занудная книга.

Почему вторичная? Брось взгляд назад и увидишь: мотив "эротических переживаний в той или иной ипостаси и с той или иной степенью акцентуации возникал ещё со времён "сиринского периода и далее по хронологии": "Камера обскура", "Дар", "Волшебник"... Даже в последнем романе Набокова "Взгляни на арлекинов!"можно найти отрывок про "жемчужины изумления" на пальцах девочки, хотя герой был там не мужиком, а её сверстником (кстати, оцените: роман - другой, а всякая нелепая вульгарная гадость вроде "скипетров страсти" на месте), но какой вменяемый автор стал бы писать об этом? Единственное новшество "Лолиты" - действие происходит в Новом Свете, но увы, концептуально жизнь везде одна и та же. Да и где бы ни жили персонажи Набокова - он их всё равно не очень любит, как правило, а потому - не всё ли равно, какие будут декорации? Кстати, не только я заметил, как тщательно автор находит неприятные черты у героев: коровистая мамаша; тупое дитя, бородка цвета навозца; губы (или глаза - забыл) как слизни; несчастный продавец мороженного, мелькнувший в одной строчке, конечно, прыщавый и засаленный; очаровательно дохлая барышня; женщина с бородавкой; мужиком, чесноком и т.д., всего не упомнишь (примеры были из разных книг) - хотя было бы интересно специально отмечать такие вещи.

Искусственность. В моих категориях, проза Набокова - это литературщина, мертвечина. Чем больше он старается "перепрыгнуть свои достижения из прошлого секса", то есть пробить потолок стилистического совершенства, попутно заигрывая со всеми смыслами культуры (что, кстати, привело к созданию ужасающего кирпича - "Ада, или радости страсти"), тем всё менее натуральным кажется мир его текстов. Иные душевные движения или подробности пейзажа он старается выписывать предельно выпукло, но всё равно чувствуется, что для него "это только буквы", возможность поиграть "литературной мышцей", а не "вторичное творение". Кстати, один современник Набокова-Сирина (читай сборник "Классик без ретуши") отметил, что столь тщательно прописанные герои Н. всё равно напоминают куклы, неживые манекены. Вот Гумберт формирует в воображении образ Лолиты, видя, впрочем,её вульгарность. А вот он оказывается с Лолитой один на один. И девочка начинает вести себя как смесь Холдена Колфилда с Шариковым, - а я в это время понимаю, что не верю ни ей, ни автору. Не верю в смерть госпожи Гейз, в Гумберта, в порно-приключения в летнем лагере, не верю в акт соблазнения и невесть откуда взявшуюся инфернальность. Может быть и стоят за этим какие-то реалии, но у этих марионеток нити торчат со всех сторон (с какой-то даже нарочитостью: да, спектакль, но какие декорации). Простите, но в условной хронологии за 20 лет до событий "Лолиты" происходят события "Убить пересмешника", и милейшая Джин Луиза Финч не жаждет, слава Богу, эротических приключений, в её орбите подобного даже нет. А у Набокова какая-то пигалица 12 лет, которая вчера ещё жевала жвачку и жила среди благопристойных соседей, начинает "отчебучивать", словно достигшая совершеннолетия девушка в 80-е. Ой чё-то Набоков навалил каких-то своих фантазий...

Не верю я и читателям. Не только в том банальном смысле, что не доверяю людям, которым уютно в мире Набоковаа, которые не ёжатся от холода, не улавливают, так сказать, пены на губах ангела и не содрогаются от душка (хотя, может, как одних поверхностный атеизм хранит от тёмных бездн, так других - эстетов - превозношение стиля хранит от больших потрясений). Всё же я про другое хочу сказать. Какие полёты мысли только не прочитаешь от людей образованных: Лолита - Лилит, Ставрогинская тема... Почему бы тогда не поискать её в "Теллурии" Сорокина? Но не может ли эта тема большей своей частью находится в воображении как читателя, так и автора (не отрицаю), а меньшая часть её - в тексте, в конкретной фабуле. Елизаров в "Бураттини" хорошо показал, что, буде желание, можно найти (а почему, спрашивается, автор, даже если это Владимир Набоков, должен быть свободен от иллюзии?) любую трактовку тому или иному произведению. Да ещё и сделал это столь рационально и пост-иронично, что невольно начинаешь верить: "Ну, погоди" - про гомосексуальные переживания, а "Возвращение блудного попугая" - про три эмиграции советского диссидента. Так и "Ставрогинская тема". Может быть, есть какие-то кончики её в "Лолите" (посадил автор семечко, но в голове его и присных - уже цветущее дерево, и они указывают на семечко пальчиком: ну вот же, вот, какие цветы, какие плоды), но как же они расплываются под нагромождением слов... Воистину, нужно быть литературоведом, чтобы достать со дна эту ракушечку и потрясать ею перед лицом тех, кто "не понял", кто нахлебался и вышел на берег. Ну да пусть себе развлекаются.

Занудная. Есть два столпа, две гигантских ёлки, относительно которых всё прочее - незначительные елочные украшения на фоне: одиозные (и не то чтобы разнообразные) камлания Гумберта вокруг Лолиты и попытка показать пустоту и пошлость американского благополучия. Ничто из этого нельзя назвать интересным, увлекательным, удерживающим внимание, важным. Расписано всё абсолютно стандартным набоковским языком (отнимем его у Гумберта и вернём автору). Я уже писал, что Набоков вульгаризировал эстетику, расточая её без меры. Даже сладости вызывают тошноту, если их слишком много (не забываем про кариес - тут: девальвация вкуса). А Набоков заталкивает эту патоку тебе в горло в режиме нон-стоп. И так 4 сотни вялотекущих страниц, на которых не происходит, между прочим, ничего хотя бы минимально интересного. А я считаю, что интересность книги, то есть то, насколько она захватывает тебя всего (воображение, ум, внимание), это абсолютно вменяемый критерий, пусть снобы его и не любят, особенно когда пытаешься с его помощью оценить их фетиши типа "Улисса" или той же "Лолиты".

Цитата из себя (а чё бы нет?): "Набоков — это для девочек любого пола. Девочки хотят кружевные трусики; но иногда им хочется почитать классику, - да такую, чтобы «ах», без «батенька-водочка-огурчик», но и без пафоса типа «все твари дрожащие несчастливы по-своему», - и тут (замшевой походкой; непрозрачный) является он, в понтах и пуантах, с английским кремом на руках, лоск его очевиден — умён, остроумен, гладок — барин, arbiter elegantiae, он "мыслит как гений, пишет как выдающийся автор": он к тебе и с анаграммами, и с аллитерациями, и с шарадами, и с чем только не. «А я ещё и синестетик, - шаркает ножкой Н. - слушайте: рыжий вкус шницеля в ресторане» (это цитата). «Ах», - умиляются девочки." Конец цитаты.

Я хорошо представляю себе, кто и что такое Набоков. Надежд, что за оставшиеся двести страниц что-то изменится в лучшую сторону у меня нет. В своём восприятии я уверен, поэтому и написал эту заметку. Я знаю, что "Лолита" - это одна из тех книг, которые мучительно читаются, как и всякая интеллектуальщина, литературщина, эстетщина, а когда переворачиваешь последнюю страницу, то... не приходит ничего. Прочитал и прочитал. Поставил на полку, взял следующую. "Пойдём, Маша, чай пить".

Дополнение от 13-02-2024 Характерная черта стиля Набокова. Во второй части книги Гумберт пытается обобщить дорожные впечатления. Эта попытка в пейзажную лирику выливается едва ли не в страницу прилагательных разного уровня пошлости. Причём их очевидное излишество не просто оставляет позади границу хорошего вкуса, но и откровенно истомляет воображение и память читателя, так что иной может и заблудиться в эпитетах: небо было платиновым или персиковым? а если платиновым, то что именно было персиковым? а ведь что-то ещё было и розовым... И это не попытка "истомить наблюдательностью". Это стандартное фиглярство Набокова в качестве создателя эстетических и стилистических конструкций. Он эдакий фокусник, который подбегает к тебе и говорит: "Смотри, как могу", - и действительно, пальцы двигаются удивительно ловко, не докопаешься - стой и удивляйся, открыв рот. Но через 10 минут или через час это мельтешение необыкновенных пальцев перед лицом слегка надоедает, затем понемногу начинает раздражать, а в конце, не цепляясь особо за ум, свободно протекают в мозгу строки о чём-то розовом-пружинистом-пурпурном (подставь существительное), не откладываясь ни в уме, ни в сердце, - слишком пёстрый и потому невнятный коллаж, чтобы его захотелось вообразить во всей полноте. Поэтому литература - это искусство меры.

... а ещё - эти пошлые французские подмигивания...