Больше рецензий

wondersnow

Эксперт

Сердце воительницы, душа сказочницы.

21 ноября 2023 г. 12:03

533

5 О яблоне, поющей и золотой.

«Дым. Fuimus fumus. Мы были дымом. Вся наша жизнь уносится дымом. В ней нет основы, в ней нет созидания, нет даже дымной основы снов. Спустись пониже, ангел, шепни нам в уши. Мы уносимся в дыму, и нынешний день не платит нам за вчерашний труд ничем, кроме усталости. Как нам спастись?».

«Камень, лист, дверь». Сколько он себя помнил, он всегда был одинок, он стремился к этому, отсекал всё лишнее. Одно из первых воспоминаний: побег. Побег куда, к кому, зачем? Юджин не знал. Дивные горы цвели в сумерках, по рельсам прокатывался гром, жалобно гудел гудок, и его тянуло туда, где найдётся камень, обнаружится лист, откроется дверь, его тянуло к Аркадии, волшебной стране, где он обретёт всё то, о чём мечтал. «На краю мрака стоял он, и с ним была только мечта о городах, о миллионе книг, о призрачных образах людей, которых он любил, которые любили его, которых он знал и утратил. Они не вернутся. Они никогда не вернутся». Можно по-разному относиться к этому мальчику, но в том, кто с ранних лет погружался в книжные миры, отзовётся тень узнавания и, возможно, что-то близкое к пониманию. Мир с его пороками, болезнями и грязью пугал его, ему не хотелось иметь со всем этим ничего общего, потому он и позволял своей буйной фантазии уносить себя туда, где любовь вечна, порядочность ценится превыше всего, а добро всегда побеждает. Он шёл по площади своего городка, вон там – фонтан, неподалёку над чем-то смеются знакомцы, а сам же он тем временем пребывал в ином мире, где он был непобедимым и любимым. Думать, представлять, воображать, лишь бы не видеть всю убогость жизни, лишь бы не видеть. Да, он был одиноким и чужим, но в эти светлые минуты это его нисколько не беспокоило, ибо «властвовали в нём ребёнок и мечтатель», и цвела золотая яблоня, и грела сердце надежда. Но время шло. Один за другим герои, в которых он так неистово верил, свергались с вышин его грёз, ему нужно было как-то вписываться в общество, нужно было делать выбор. Это ломало его так, как всех ломает жизнь, ломает по-разному. Что-то заканчивалось, что-то начиналось, а впереди... что впереди? «Утрата, утрата!».

«Чужие на земле, безвестные скитальцы, потерявшие свой путь», – семейство Гант преследовала эта “кара”, все они были чужаками, отверженными, изгнанниками, никто из них не мог найти себя в этом сложном, огромном, непонятном мире. Конечно, то было никакое не проклятие, просто так сложилась их жизнь. Оливер, который пытался побороть тягу к скитаниям, и Эльза, которая из-за тяжёлого детства тщилась накопить как можно больше, сошлись, и не было в их браке любви, была одна лишь ненависть, что не могло не сказаться на их детях. Разборки и драки, вопли и оскорбления, грубость и насмешки считались в этом доме обыденностью, родители даже не думали дать своим детям шанс на хорошую жизнь, они попрекали их всем: крышей над головой (у них даже комнат и кроватей своих не было), едой (которая потом застревала в их глотках), одеждой (хочется отметить ноги младшего, изуродованные из-за того, что он носил обувь не по размеру), и это при том, что они были не просто обеспеченными, они были богатыми. Сложно понять, как сребролюбие может вот так сказываться на людях, да и не хочется этого понимать. Они все ненавидели друг друга, ненавидели люто, со всей яростью, и страшно становилось от того, насколько это всё было узнаваемо, ибо подобное в реальной жизни встречается, увы, часто. «Это было смешно. Это было безобразно. Это было страшно». И всё ради чего?.. Зачем такие люди вообще вступают в брак? Зачем они заводят столько детей? Зачем доводят друг друга? Те слёзные вопросы, которые под конец Юджин задавал своей глухой ко всему матери, попали в самое сердце, настолько это было трагично: «Мама, ради бога, что это, чего ты хочешь?». Она сама не знала. Искорёженная, испорченная, изуверская жизнь. Ни любви, ни тепла, ни утешения – ничего. «Дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Не устоял.

Стоит ли удивляться тому, что Юджин, натерпевшись от своей семьи, так стремился к одиночеству? Смотря на то, что происходило в их доме, он чувствовал, насколько это всё бессмысленно. Он боялся стать таким, он сбегал в несуществующие миры, он стучался в чужие двери, он пытался, но всё это было бессмысленно. А потом пришла смерть. «О утраченный и ветром оплаканный призрак, вернись, вернись!». Сыну, которого ненавидели сильнее всех, устроили роскошные похороны, и вот уже дурные воспоминания заменились ложными. «Если бы я знала... Мы должны стараться любить друг друга». Ну что тут ещё скажешь?.. Эти слова всегда произносятся слишком поздно, и, как верно было подмечено рассказчиком, произносятся они устало, нет в них ни прощения, ни отрицания, ни ненависти, ничего нет, ничего. «Звезда над городом, свет над холмом, дёрн над Беном». Потерянность юноши не просто понимаешь – её чувствуешь; как смириться с тем, что тот, кто был его единственной опорой, больше никогда не вернётся? «Звезда, свет, земля... Утрата! Утрата!». Куда идти, к чему стремиться, да и стоит ли пытаться, если жизнь совсем не такая, как воспевают её книги и фильмы, она жестокая, грязная, скаредная. «Мы не вернёмся. Мы никогда не вернёмся». Но что-то всё же есть. Площадь, фонтан, ангелы. Разговор не с братом, разговор с самим собой. Он видел себя со стороны, видел как былое убегает и больше никогда не вернётся, но такова жизнь, что с этим сделать. Но после зимы всегда придёт весна, и вместе с нею что-то ещё. «...он больше не умрёт, в цветах и листьях, в ветре и в дальней музыке он вернётся...». Отрыв от семейного древа, кружение золотого листа, холодный надгробный камень, жизнь как изгнание безо всяких дверей, жизнь, твоя и только твоя. «Но над нами всеми, над нами всеми, над нами всеми есть – что-то».

«Восстань, мой Шекспир! И он восстал». Это было до боли прекрасно. Казалось бы, обыкновенный роман о взрослении, но как же эта история меня задела именно что этой своей простотой, весь этот сказ о златой яблони, то и дело заставляющий перебирать жемчуга есенинских строк, ибо всё и правда пройдёт как с белых яблонь дым, но... это “но”... в нём – всё. «Ночь была прохладной чашей сиреневой мглы», «Лунный свет падал на землю, как отблеск колдовской неземной зари», «Высокое страстное горе звёзд», – да, это был поэтичный танец невероятной красоты. Множество цитат из других книг, воспевание природных красот, исторические поклоны, шекспировская песня, не обошлось и без библейских мотивов, да и про то, что это roman à clef, забывать не стоит, – всё это меня покорило, заворожило, очаровало, что, признаться, меня саму же и удивляет, ибо никто из героев не вызывал симпатий, но всё было таким реалистичным, что право, не ненавидеть их хотелось, а жалеть, и ещё эта тоска, не отпускающая до самой последней строчки... Потому что эта история о человеческом одиночестве, боли взрослении и тяжести утраты, но вместе с тем она ещё и о надежде, о понимании, что убежать от самого себя невозможно, но можно примириться с самим собой, стать лучше и в итоге обрести то, чего так сильно хочешь. «— Где, Бен? Где мир? — Нигде. Твой мир – это ты», – сколько незыблемой мощи в этих простых строках, насколько прекрасна сама по себе эта финальная сцена! Счастливого края и правда нет, место пребывания вообще не имеет никакого значения, да и от смерти никуда не деться, но важно совсем другое. То, что Юджин это осознал, и дарит ту призрачную надежду на лучшее, в которую очень хочется верить. «В городе меня самого, на континенте своей души», – вот где она, та самая страна, о которой он так грезил. Он её нашёл.

«И кто посмеет сказать, что мы способны забыть волшебство или предать на этой свинцовой земле яблоню, поющую и золотую? Далеко за пределами этой вневременной долины поезд, мчавшийся на восток, испустил свой призрачный вопль – жизнь, как цветной дымок, как клочок облака, скользнула мимо. Их мир снова стал единым поющим голосом: они были молоды и бессмертны. И это – останется».