Очень странная книга, от НЕзнакомства с которой я, наверное, ничего не потеряла бы. Мне в ней странно все - от формы до содержания.
Хотя к форме, конечно, предъявлять претензии несправедливо, потому что писался этот роман для англоязычных читателей. Вернее даже не так - писался роман для кого угодно, кроме русскоязычной аудитории, потому что для надсата - того самого вымышленного языка, словечками из которого пересыпана речь героя, - основой был именно русский язык. И то, что в англоязычном тексте выглядит специфичным сленгом, в переводном варианте теряет свой смысл. Сейчас я говорю о переводе Владимира Бошняка, который просто не стал «переводить» этой самый сленг, оставив его в тексте в виде написанных латиницей русских слов. Читать это, кстати, было почти больно, потому что глаза и мозг постоянно спотыкались на всех этих stari kashkah, vestshah и прочих старых добрых sunnvynn-ях. Чувствовала себя ребенком, который только-только начинает осваивать премудрости чтения и не может сложить буквы в знакомое слово.
Когда я перешла на аудиоверсию, стало гораздо легче, потому что для нее взяли перевод С.(?) Розенталя, который таки сленг перевёл, адаптировав его под соответствующую аудиторию. Но что касается содержания, тут все осталось по-прежнему сложно.
Я очень люблю антиутопии, мне нравится отыскивать параллели с реальным миром, особенно в произведениях, написанных вот так же - лет 50-60 назад. Ну или НЕ отыскивать - тут уж как повезет. В любом случае, всегда интересно, от чего автор пытался предостеречь современников, на какие проблемы старался обратить всеобщее внимание. И именно в этом смысле с романом все понятно: зашкаливающая жестокость героя, манипуляции политиканов, прогрессивные методы лечения человека от насилия - по отдельности все предельно прозрачно. Но сделать внятный вывод, складывая эти составляющие в одну картину, у меня не выходит.
С одной стороны, мы видим крайне отвратительное существо, которое творит такое, что даже думать об этом не хочется. Безусловно отрицательный персонаж, не вызывающий даже намека на положительные эмоции. И то, что он в конце концов попадает в тюрьму, выглядит вполне закономерным и справедливым. И, конечно, болезненный процесс излечения его от насилия тоже как бы вполне логичный. Но дальше начинается трэш с дрессированной обезьянкой в цирке и вот уже монстр вызывает сочувствие, хотя такого не должно быть по определению. Хотя, возможно, Бёрджесс не стремился к такому эффекту, показывая, насколько действенным оказалось прогрессивное лечение, но именно его он отчасти добился. И последующее возвращение Алекса “в себя” вроде как даже кажется оправданным, если думать о том, что грязным политиканам таким образом утерли нос. Идеальный когнитивный диссонанс, ощущать который я так не люблю.
Плюс к этому совершенно непонятный финал. Что хотел сказать автор? Что все, что происходит с героем по ходу пьесы, это неизбежность? В смысле, подростку надо обязательно перебеситься, творя лютую дичь, а потом он как-нибудь резко повзрослеет и сам придет к тому, что все, что он творил, это отвратительно? И вознамерится стать благопристойным членом общества и образцовым семьянином? Сомневаюсь, что ради такого вывода нужно было со вкусом описывать разбой и насилие. Если же Бёрджесс через рассказ о малолетнем подонке хотел поделиться с читателями своей личной трагедией, зачем тогда такой финал? Или это своеобразный намек на некий круговорот жизни, на то, что люди из поколения в поколение совершают одни и те же ошибки? Непонятно. Снова непонятно.