5 Гоголь как мерило сущего

Вот так иной раз сидишь, покуривая трубочку, и думаешь: а кто это — читатель? Кажется, что человек это, что сидит он несчастный, неудовлетворённый действительностью и ищет возможности отмахнуться бледными от несчастья и неудовлетворения руками от всей этой событийной мерзости и душевной нечистоты, от бесконечной череды подонков, преподносимых ему в качестве нормы, хочет забыться в сказочном мире, где нет обскурантизма, грязнословия, пустопорожних идей и ситуаций. Этот человек наверняка интроверт, неглуп, ценит слово и, главное, он в той или иной степени одинок.

Но тут же понимаешь, что глупости всё это, потому что не может такой человек отрицательно относиться к Гоголю, не может ставить «Мёртвым душам» - жемчужине русской словесности — оценку 4 или даже четыре с плюсом. Это какой-то другой человек, выплывший волею судеб и технического прогресса на поверхность самопроявления. Он достаточно много чего не знает, мало в чём разбирается, глядит по верхам да и думает неглубоко. Тоже своего рода эскапизм, когда неведением своим ограждаешь внутренний комфорт от внешнего неблагополучия. Это всегда стыдно не было, а по нынешним временам и подавно. И это грустно, потому что именно на такой питательной среде и произрастают те, кто выдаёт себя за писателей, за драматургов, художников, за политиков и так далее. Часть проблемы в том, что в школе учитель ничему не учит, а преподаёт программу, но сейчас не об этом. О мёртвых душах поговорили, теперь скажем о «Мёртвых душах».

Поэма, конечно. Всё в этом произведении так складно, благолепно, что иначе и не сказать. Тот случай, когда автор может обойтись и без сюжета, потому что искушённый читатель сидит в своей унылой пещере, всё сильнее отдаляясь от общественных тенденций, и шепчет обескровленными губами: «Пиши, Гоголь, ещё пиши. Ещё хочу я бормотать обескровленными губами слова твои». И вспоминает, что не ел давно, что на работу следовало бы сходить, что дети как-будто подросли и переехали, а перед ним только Гоголь и Гоголь, и всё так же сладок он уму или даже всё слаще и слаще.

Но только задумайтесь: вторая сотня лет подходит с момента написания, а язык Гоголя всё так же свеж, внятен, классичен, но не скучен, цветист, но не цветаст, насмешлив и не пуст. И уж всякий видит, насколько Гоголь дружественен читателю: заговаривает с ним, обвораживает, обласкивает, влечёт куда хочет и всецело удовлетворяет, причём, только на уровне высшей нервной деятельности, не касаясь, так сказать, кожных покровов. Кто ещё так может из современных писателей, которые, в отличие от Гоголя, учились на Гоголе в числе прочих? Да никто, уж поверьте. Ушла эпоха, ушли и дарования.

А персонажи? Да нет, какие, к чёрту, персонажи? Это живые люди, настоящие, какие ходят вокруг, лезут из телевизора и монитора, бесстыдные в своей плохо прикрытой комичности. Они врут, воруют, угодничают, преподносят свои пороки как добродетели, насаждают нищенство, духовное и материальное, как национальную идентичность. И с каким же мастерством Гоголю удаётся определить для нас особенность каждого персонажа! Это, знаете ли, редчайший дар — описывать авторскими характеристиками и речью самих персонажей так полно и точно, что читателю ничего не приходится додумывать. Это уметь надо, а кто ещё из современников так умеет? Боюсь, никто не умеет. Что? Ваш любимый Прилепин умеет? Идите в жопу, господа!

Прекрасно понимаю я, что спустя столько времени читатель уже может не понимать какие-то устаревшие слова. Но я также понимаю, что если скажу о конгруэнтности лексики Гоголя, то меня также не поймут. Тут дело вовсе не в словах, а в умении интуитивного восприятия, каким обладают младенцы до той поры, когда деградируют до нормального взрослого человека и идут работать в госорганы. В отличие от французского языка Пушкина, непонимание языка Гоголя — проблема всецело читательская, ибо Гоголь из тех писателей золотого века, которые будут современны всегда в том мире, в котором человек достаточно образован и интеллектуален.

Интеллектуальны ли мы или кто-то вроде Коробочки? Вот это и определяется тем, что мы потребляем. Каждая хорошая книга делает нас лучше, замечаем мы это или нет, формирует наш вкус. И, соответственно, каждая плохая низводит нас до своего уровня. Как, собственно, и люди. Поэтому давайте учиться отделять одно от другого и тогда уже обретём право на вес собственного мнения касательного всего, и тогда сами станем немножко Гоголями. А разве это так уж сложно?

Российская действительность предлагает нам возврат к прошлому, так давайте же и вернёмся, но только не к тому, что предлагается, а, например, к Гоголю, чтобы по нему мерить и самих себя и саму эту действительность.