5 «Я теперь в коммунизм не верю» - письмо учителю литературы

«А зачем тебе истина? — спросил другой человек, разомкнув спекшиеся от безмолвия уста. — Только в уме у тебя будет хорошо, а снаружи гадко».

Дорогая Майа Зургановна,

На уроке литературы в 1997 году Вы рассказывали нам об Андрее Платонове и его повести «Котлован». Помню, как с нечеловеческими усилиями я пробирался через нагромождения слов в «Котловане», ощущая почти физическое отвращение к его инопланетному языку и стилю изложения. В тот момент ваша оценка литературной ценности творчества Платонова вызывала у меня (а возможно и у одноклассников) непонимание и даже отторжение. Что же я помню из первого знакомства с «Котлованом»? Спустя годы в памяти остались лишь связанные с чтением муки, недоумение, а также впервые услышанное от Вас тогда слово «оксюморон». И вот я вновь перевернул последний лист этой повести и хочу поделиться своими мыслями о прочитанном.

«Котлован» дарит ощущение правды, которая также ярко проступает сквозь платоновские строки как кровь, которая просачивается через перевязочные бинты. Правда «Котлована» не связана с фактами. Это задушенная правда человека, который не в силах произнести ее вслух – бьющая болью эмоция, выраженная в тексте. Андрей Платонов был убежденным коммунистом, и в ходе написания своей повести в 1930 году он, конечно же, не смел публично усомниться в правильности направления, в котором двигалась страна. Полагаю, что внутренний конфликт между тем, что наблюдал вокруг себя воронежский мелиоратор Платонов (коллективизация, раскулачивание, бюрократизация), и его верой в непогрешимость сталинского курса, и породил сюрреалистичный крик под названием «Котлован». Понимал ли он в действительности, что за повесть у него получилась? Не мог не понимать, но товарищ Платонов – ветеран Гражданской войны, коммунист, инженер, корреспондент и пр. – не смог заставить молчать писателя Платонова.

В качестве alter ego Платонова выступает Вощев – человек, который не может найти себе места в советской стране по причине «задумчивости среди общего темпа труда». Как и Платонов, этот созерцатель меняет места работы, пытаясь если не найти смысл существования, то «хотя бы наблюдать его в веществе тела другого, ближнего человека». На своем пути Вощев бережно собирает и хранит вещи и смыслы, отринутые новой эпохой, пряча их «в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности».

Котлован олицетворяет процесс государственного строительства. Его рытье – бесконечная работа, в ходе которой постоянно меняется масштаб задуманного здания, что не позволяет переходить к следующему этапу разработки, а в связи с нехваткой рук привлекаются все новые ресурсы, не имеющие опыта в этом деле. Землекопов все время отвлекают: то нормированием рабочего времени, то прослушиванием по радио «достижений и директив», то отправкой для агитации в соседние деревни. Гротеск переполняет платоновское описание стройки, но при этом Платонов не мог предвидеть самого причудливого поворота – спустя 60 лет старый котлован окажется не нужным, и будет принято решение о необходимости рыть новый котлован недалеко от старого.

Самый тяжелый эпизод «Котлована» связан с тем, что происходит в деревне, где бесправное население становится жертвой исторического процесса и в некоторым смысле медведя-молотобойца (отсылка к деревянной игрушке). Медведь выступает хтоническим символом молчаливой крестьянской стихии, занятой изматывающим трудом и копящей обиды. «Берегите Медведева Мишку! — обернувшись, приказала Настя. — Я к нему скоро в гости приду».

«Котлован» полон страшных посылов, и главное везение Платонова в том, что его книга не была издана при жизни. Это было бы концом его и без того трагической писательской карьеры.

И последнее, что я осознал: язык Платонова не инопланетный, он – неземной.

На дворе 2023 год, и я не знаю, прочитаете ли Вы эту рецензию. Однако возможно у меня не будет другого повода поблагодарить Вас за ваши труд и интересные уроки, на которых Вы старались пробудить в нас интерес к литературе! К сожалению, Андрей Платонов оказался крепким орешком, и моя попытка разобраться с «Котлованом» затянулась на 26 лет (В свое оправдание отмечу, что, по моему мнению, немногие дети в 16 лет могут понять платоновскую прозу. Единственной причиной его включения в школьную программу может быть то, что в сегодняшнем мире для большинства людей последний звонок ознаменует и завершение знакомства с настоящими книгами).
Желаю Вам здоровья!