4

Лейтмотив романа Дайнсейни — противостояние христианства и язычества — появляется и в более позднем произведении, «Проклятие Всезнающей» («The Curse Of The Wise Woman»), где ирландский крестьянин Мартин мечтает о языческом рае и страшится, что тем самым лишает себя рая иудейского (как говорится, и рыбку съесть, и…). В «Благословении Пана» всё население английской деревеньки совращает своей флейтой желторотый семнадцатилетка и, как крысолов из Гамельна, ведёт людей к страшной участи быть проклятыми и не наследовать царствия небесного, чем крайне раздосадован преподобный Элдерик Анрел, деревенский викарий. И если в «Проклятии Всезнающей» симпатии автора всецело на стороне язычников (по крайней мере, если выбирать между ними и христианами), то в «Пане» Дансейни очевидно сочувствует страданиям священника, однако ставит его в столь жёсткие условия, что невозможно предположить иного исхода противостояния пастыря и стада, кроме как того, который изначально задуман автором. Ай-ай-ай, сэр восемнадцатый барон, корона демиурга кому-то жмёт.

За исключением глав с ощущениями селян, околдованных флейтистской магией (всё по канону: сперва девицы, потом юноши, а после и все остальные), вся история с «опаганением» деревни рассказана от лица преподобного Анрела. Мы впервые знакомимся с ним, когда тот пишет письмо епископу в тревоге за паству, заворожённую звуками, что каждый вечер доносятся с горы. Получив в ответ характерную для английского здравого смысла отповедь и будучи сосланным на морской отдых, Анрел не бросает борьбы. Вот только попытки противиться силам природы со смешной книжкой наперевес так же тщетны, как усилия кролика вырваться из силков: он лишь ещё больше запутывается.

Тема возрождающегося язычества приобретает особую популярность в первые декады двадцатого столетия: и у нео-романтиков Запада, и у русских писателей Серебряного Века (например, новеллы «Мёртвые боги» Амфитеатрова и «Святой Сатир» Мережковского ). «Ничто не исчезает и никому не дано умереть до конца», — заявляет герой Мережковского. Воскрешение богов античного пантеона становятся своеобразной реакцией на изжившее себя (как казалось в начале прошлого века) христианское мировоззрение. Уставшие от отупляющей рутины пустых ритуалов художники (и селяне у Дансейни) ищут колодец с живой водой и скучают по золотому веку. Пан, властелин холмов Аркадии и воплощение вечно меняющейся природы, стал для людей тем новым животворящим опытом, каким были циклы умирающих и воскресающих богов: Таммуза — для шумер, Осириса — для древних египтян, Христа — для первых христиан.

В конце концов селяне Дансейни получили свой маленький раёк, свою утопию без смерти, денег и рыночной экономики; и викарий теперь мог бы сказать et in Arcadia ego, не позабудь он латыни.