4.5 "Он мог себе позволить не радоваться, а заявлять о своём пробуждении солнцу..." (с)

Мы встретились с ним в прокуренном баре, где без конца сновали подвыпившие подростки и толпы людей, мечтающих забыть груз прожитых будней. Я занял место у барной стойки и заказал себе двойную порцию виски, в сопровождении охлаждённой стеклянной бутылки, наполненной до краёв Coca-Cola. Шумная музыка не мешала мне сконцентрироваться на своих мыслях. Я огляделся по сторонам, выдохнув остатки воздуха, принесённые с собой с пространства блуждающей улицы, чтобы целиком окунуться в атмосферу душного бара. Неспешно разглядывая людей, я разбавил содержимое стакана жидкостью из бутылки и сделал первый глоток. Они ничем не отличались от тех, что я видел в прошлый раз, находясь на этом же стуле. Их волновала музыка, наполненные стаканы и желание поглощать то, что расплескалось в их содержимом. Они мало читают и думают, но неплохо двигаются в такт непонятным словам. Они улыбаются в лицо и меняют выражение лица, оказавшись за спиной у другого. Они хотят лучшей жизни и хотя бы немного расслабиться. Делиться своими проблемами, перекрикивая дотошные ритмы, и не слушать другого. Всего за несколько секунд я порядком устал уделять им доли внимания и привычно уставился в открытую книгу, наслаждаясь глотком жгучего виски. Я мучительно думал: "Читать или нет? Может быть, я разочаруюсь в харизме Буковски? Узнаю то, чего бы не хотел. Что отвернёт от написанных книг и желания их прочитать..."
— Отличный вечер, старик! - услышал я где-то сбоку от бара.
— Лучше, чем понедельник! - буркнул я, не отрываясь от книги.
— Что читаешь? - спросил он с явной степенью интереса и желания вступить в диалог.
— Интервью Чарльза Буковски. "Солнце, вот он я". Слышал о нём? - спросил я без надежды на встречную реплику.
— Если ты имеешь в виду "Женщины", "Почтамт", "Хлеб с ветчиной", "Голливуд" и "Записки старого козла", то мы определённо говорим об одинаковом человеке, - сказал он и улыбнулся сквозь звучание музыки.
Я поднял голову, впервые увидев своего собеседника. Обычный парень с придурковатой улыбкой и дважды сломанным носом. Мятая футболка, полугодовалые джинсы, светящиеся глаза, оттопыренные уши и довольно милая искренность были основной характеристикой этого персонажа.
— Да. Это именно тот человек. Средний писатель с фирменным стилем, лицом, полных язв, и незабываемой харизмой, - сказал я без всякого интереса.
— Ты описал его лучше, чем он сам бы смог охарактеризовать себя. Ты пишешь? - настойчиво спрашивал мой собеседник.
— Да. Только тексты ненужных рецензий, - сказал я, вспомнив насколько бездарен в данном контексте.
— А на эту книгу будешь писать? - спросил он, уставившись на экземпляр, лежащий у бара.
— Наверное. Для начала мне нужно её прочитать и сделать несколько выводов.
— Давай лучше пропустим по стакану Jameson и я тебе расскажу краткое содержание. Совместим приятное и чертовски полезное. Потом напишешь всё по моим словам. Можешь спросить меня что угодно о Чарльзе Буковски, и я тебе отвечу, - сказал он, уставившись на меня с одновременной жалостью глаз, разбавленных пространством улыбки, словно виски в моём стакане был разбавлен тёмной жидкостью Colа.
— Что в этой книге? - спросил я, уставившись на него, как на эксперта.
— Различные интервью, собранные на протяжении жизни Буковски. Хотя он не любил интервью. Что сказать, раз лучшие мысли он продавал в пространстве рассказов? Если выматывал себя в стихах и в написанных строках романа? Разве он мог выдать мысли порядком лучше тех, которые писал в пьяном одиночестве у своей машинки со стертыми буквами? Нет, иногда у него получалось. Здесь много моментов цитирования и умных слов вроде:

"Тяжелое пьянство - подмена товарищества и замена самоубийства. Вторичный образ жизни. Мне пьяницы не нравятся, но я и сам, пожалуй, выпиваю время от времени. Аминь..." (с)

И это самое простое, что мне приходит на ум. Он сыплет афоризмами и устойчивыми выражениями, словно крестьянин, пытающийся посеять новый урожай зерновых. Иногда подобные крестьяне управляют страной, более двух десятков прожитых лет и бегают в руках с автоматом, выдавая людям пару порций страданий и поводов смеяться с очередной сказанной фразы. Но это совершенно другая история, и я не могу говорить об этом без аллегорий, иначе каждому сразу станет понятно, кого я имею в виду, и я быстро покину это место, сменив его на пространство решётки. А я не хочу... Там не дают достаточно выпить.
— Давай ближе к сути, - сказал я, заметив, что мой собеседник порядком увлёкся своими фирменными отступлениями от необходимости сути.
— Так вот... Буковски всегда был такой. В книгах и в жизни. Он не врал, только лишь приукрашивал. Он имел особое мнение и всех, кто ему неугоден. Он создавал праздник и разукрашивал будни. В этой книге он давал многим журналистам на хлеб с ветчиной. Возможность заработать, говоря с лучшим собеседником в их прожитой и скучающей жизни. Он умел удивлять. Быть харизматичным и импозантным. Не старался выглядеть лучше. Рассказывал о безработице и гранях своего таланта, не стесняя себя в выражениях.
— А вопросы в этих интервью часто повторялись?
— Да. Журналисты однотипны и неинтересны. Я бы у него спрашивал совсем о другом. Вопросы повторяются часто, но вот ответы на них не всегда. Иногда, они больше открыты. Порой - более переосмыслены. Некоторые мне были по душе. Например, однажды у Буковски спросили: "Почему вы такой урод?" Он ответил: "Ты, наверное, имеешь в виду мое лицо, а не мою работу. Что ж, лицо - производная двух вещей: того, с чем родился, и того, что с тобой произошло после того, как родился. Жизнь у меня едва ли была красивенькая - больницы, тюрьмы, работы, женщины, пьянство. Некоторые мои критики утверждают, что я намеренно причинял себе боль. Вот бы критикам моим побывать там, где был я. Правда, я не всегда выбирал легкие ситуации, но говорить, что я сам прыгал в печь и запирал за собой заслонку, - это сильно притягивать за уши. Бодун, электрическая игла, скверное пойло, скверные женщины, безумие в тесных комнатках, голод в стране изобилия - бог знает, как я стал таким уродом, наверное, это просто само собой, когда тебя лупят снова и снова, а ты не падаешь, все равно пытаешься мыслить, чувствовать, все равно пытаешься заново сложить бабочку... все это нанесено на карту моей рожи, которую никто не захочет вешать себе на стену.
Иногда я вижу себя где-нибудь... вдруг... скажем, в большом зеркале в супермаркете... глаза как мерзкие жучки... морда в шрамах, вся искорежена, да, я выгляжу безумным, одержимым, ну и харя... не кожа, а лужа блевотины... однако стоит мне увидеть «симпатичных» людей, я думаю: боже, боже мой, как хорошо, что я - не они. Вот так-то."
— Черт, он говорит в интервью, словно в написанных книгах, - впервые с интересом и удивлением сказал я, разглядывая лицо своего собеседника.
— Именно об этом я и пытаюсь тебе сообщить, - сказал он, нагло надпив содержимое моего стакана. - Ты прочтёшь эту книгу, словно очередную работу Буковски. Здесь будет о женщинах, любви, пьянстве, съемках, фильме, сценариях, поэтах и людях. Например, как тебе такая цитата: "Человек - унылое животное, которое впустую растрачивает свой потенциал. Господи, как праведно прозвучало. Я сажусь в набитый автобус, смотрю на людей - и я несчастен, потому что чувствую: они все почему-то неправильные. Не потому, что у них Бога нет, не потому, что трезвые, - с ними что-то другое не так, и меня это пугает."
— Чёрт. В тебе слишком много спойлеров, и ты испортишь мне всё впечатление, - сказал я, исчерпав остатки терпения в данной беседе.
— Прости. Знанием этих строчек просто невозможно не хвастаться. Пожалуй, ты прав. Лучше прочти эту книгу, раз этот автор тебе настолько дорог и близок. Заплати за мой виски, и я испарюсь.
— Ладно. Оставь меня с книгой и этой безликой толпой. Спасибо за то, что заставил меня решиться прочесть.
— Всегда пожалуйста. И не обижайся на меня. Я ведь всего лишь плод твоей унылой фантазии, а ты уже полчаса провел в интервью с отраженьем у зеркала.
— Что?!
— Хороший вечер, старик. Выпей в память о Буковски. Бармен! Ещё по одной! И это... Как ты там всегда говоришь?
— "Читайте хорошие книги!" (с)
— Эта точно одна из подобных! За Чарльза! Аминь!

Я расплатился и вышел из бара. Стояло раннее утро. Из ближайших домов показались лучи. "Солнце, вот он я..." - сказал я и зашагал в сторону остановки, где в первом автобусе продолжу читать на первой странице, что будет открыта мной наугад...

— Вы вообще людей ненавидите?
— Нет. Напротив. Но говорю же, я ненавижу толпы. Толпы - г*вно, и чем больше толпа, тем больше оно воняет. Возьмите дюжину мужиков в баре - пьют, дурака валяют. Мне они отвратительны, у них нет личностей, жизни нет. Но возьмите каждого в отдельности, послушайте, что он вам скажет, присмотритесь к тому, что его парит, - и перед вами уникальное существо. Вот про это я и пишу. Но этого мало. Я же мечтатель, я хочу мира получше. Но я не знаю, как сделать его лучше. Политика - не метод. Правительство - не метод. Не знаю я метода. Меня просто обламывает, что и мужчины и женщины вынуждены жить так, как они живут. Им это мучительно, да и мне больно, но выхода я не знаю. Остается только писать об этой боли.

"А мне написать о твоей..." - подумал я и уставился в подмигивающее отражение автобусного стекла, размышляя о яркости солнца и непринуждённой харизме Буковски.

"Читайте хорошие книги!" (с)