5

Платонов -- яркий, интеллектуальный, язвительный! "То, что доктор прописал." Искала книгу, чтоб была и уму, и сердцу. Вот она передо мной. Роман Платонова страшен... и прекрасен.

Когда я приступала к чтению, понятия не имела, о чем эта книга. Но знала, что из себя представляет Платонов. Слово "счастливая" излучало сарказм, а слово "Москва" ассоциировалось с названием города. Я почти угадала. Москва Ивановна Честнова -- ГГ этого произведения, горемычная сирота, пытающаяся найти свое счастье в этой жизни. Хотя более или менее умный читатель сразу догадается, что речь идет не о судьбе девушки, а о судьбе родины писателя. Именно она (Россия) осиротела в 1917 году, роман начинается с описания октябрьского восстания. Платонов рассказывает нам историю молодого советского государства через описание жизни Москвы Честновы. Ее детство, взросление, неудачное замужество, работа инструктором школы воздухоплавания, ее взаимоотношения с мужчинами, работа на строительстве метро...

Фееричный момент в романе -- прыжок Москвы с парашютом, во время которого она закуривает. Абсурд, сюр? Именно так выглядели некоторые инициативы советской власти, как, например, повальное увлечение парашютным спортом в 30-х годах, когда такое хорошее дело как спорт стало всеобщим помешательством.

Живя в этой стране и работая в самой гуще строительства гидроэлектростанций, Платонов видел перегибы, фальшь, остервенелую параною советской власти, ее увечность, и отражает это в романе, лишая Москву Честнову ноги и приделывая ей протез. Именно так видит писатель советскую власть -- неполноценной, ущербной.

Многие мужчины влюбляются в Москву Честнову, и со многими она спит, с кем на кровати, а с кем на земле. Да ей вообще-то все равно, с кем и где, она никого не любит. Такова советская страна по отношению к своим гражданам -- большая и равнодушная в своем величии. Да и граждане (мужчины Москвы Честновой) любят ее как-то извращенно: от безысходности, от того, что трудно, одиноко, по горькой нужде. Каждый половой акт производит странное убогое впечатление. Рассуждения Москвы омерзительны своей примитивностью:

Я выдумала теперь, отчего плохая жизнь у людей друг с другом. Оттого, что любовью соединиться нельзя, я столько раз соединялась, все равно — никак, только одно наслаждение какое-то… Ты вот жил сейчас со мной, и что тебе — удивительно что-ли стало или прекрасно! Так себе…
— Так себе, — согласился Семен Сарториус.
— У меня кожа всегда после этого холодеет, — произнесла Москва. — Любовь не может быть коммунизмом: я думала-думала и увидела, что не может… Любить наверно надо, и я буду, это все равно как есть еду, — но это одна необходимость, а не главная жизнь.

В романе много рассуждений о теле как объекте. Платонова, как любого умного человека, волновал вопрос -- что же первично: душа или тело.

-Видишь! — сказал Самбикин, разверзая получше пустой участок между пищей и калом. — Эта пустота в кишках всасывает в себя все человечество и движет всемирную историю. Это душа — нюхай!
Сарториус понюхал.
— Ничего, — сказал он. — Мы эту пустоту наполним, тогда душой станет что-нибудь другое.
— Но что же? — улыбнулся Самбикин.
— Я не знаю что, — ответил Сарториус, чувствуя жалкое унижение. — Сперва надо накормить людей, чтобы их не тянуло в пустоту кишок.
— Не имея души, нельзя ни накормить никого, ни наесться,
— со скукой возразил Самбикин. — Ничего нельзя.
Сарториус склонился ко внутренности трупа, где находилась в кишках пустая душа человека. Он потрогал пальцами остатки кала и пищи, тщательно осмотрел тесное, неимущее устройство всего тела и сказал затем:
— Это и есть самая лучшая, обыкновенная душа. Другой нету нигде.

В дерьме (!) пребывает душа в платоновском романе.

Ну и дополнительный штрих к пониманию личности Платонова:
«На встрече писателей с первыми стахановцами он [Платонов] внимательно и скорбно слушал пустой треп самого противного из всех искусственных героев — машиниста Кривоноса о том, как он готовится к очередному рейсу. Оказывается, он каждый раз подкрашивает свой паровоз, что и гарантирует ему несказанные достижения.
— Здесь, — говорил новатор, — я красной красочкой помажу, здесь синенькой пройдусь, на колеса обратно красную пущу, а спереди желтую наложу.
И тут раздался грустный голос Платонова:
— Еще одну красочку наложишь, и паровоз вовсе не пойдет.
А на банкете, сидя рядом с раскаленной, как деревенская печка, Пашей Ангелиной, он долго смотрел на ее могучую, обтянутую крепдешином грудь, по которой елозил новенький орден.
— Не трет сосок-то? — участливо спросил он.»

В прозе Платонова есть то, чего мне так не хватает в произведениях других писателей, что вообще редко встречается, и что делает ее настоящей -- это надрыв. Текст Платонова такой живой, такой едкий, и, увы, такой актуальный. Потрясающий роман!