5 "Свой вечный крест несет Россия, считая свежие кресты"

О какой рецензии может идти речь, когда ты закрываешь последнюю страницу последнего тома "Тихого Дона" и сидишь, огорошенный,  а потом поднимаешь глаза вверх — а там черное солнце в черном небе?

Пишу по горячим следам — просто слепок эмоций. Я провела с книгой полтора месяца. Сейчас мне сорок лет, а на дворе — 2023й год, а в прошлый раз я читала "Тихий Дон" в шестнадцать. И вот, я думаю, О ЧЕМ же я читала эту книгу в прошлый раз, как я вообще могла вместить в те годы в себя хоть что-то? Наверное, если ее перечитывать раз в пятилетку, это будет всякий раз разная книга ...

1. Язык. Невероятный, самобытный и красивый — я и не могу вспомнить, какая книга оказала бы на меня подобное действие. Язык завораживает. Были мгновения, когда я (честно) хотела пролистывать, когда я смотрела на обьем произведения и думала хоть часть пропустить, проскочить, миновать, подглядеть в кратком изложении. Так вот, я открывала краткое изложение и мгновенно понимала, что сейчас собираюсь — сама, собственными руками — обокрасть себя, отнять у себя нечто уникальное, неповторимое. Ну как будто я иду по пустыне и хочу выкинуть фляжку с чистой водой. Я не могла отказаться от этого языка, мне хотелось выпить его до капли. Да, я устала читать эту книгу — парадокс — и я не могла от нее оторваться.

2. В лекции о романе Дмитрий Быков говорит, что лучше всего Шолохову удаются три вида сцен: любовные, кровавые и описания природы. Я пришла ровно к тому же выводу! В такие моменты цвета будто становятся ярче, линии — четче, запахи — острее. Секс, кровь и горький запах степной травы — пишу и плачу. Еще раз повторю, понятия не имею, чем и как шестнадцатилетние подростки могут постичь эту книгу в ее полноте, но мне сейчас доступен объем, я испытала полнейшее погружение в эпоху и присоединилась к персонажам в их эмоциях, иногда это было чересчур ярко, мне приходилось поднимать глаза от страниц, дышать, напоминать себе, кто я и где я.

3. События военных лет. Все циклично, все узнаваемо, все бесконечно трагично. Шолохов показывает, как война растаптывала все — мировозренческий базис, отношения, семейные связи, идеалы, как в одной и той же семье люди оказались по разные стороны фронта, а потом — перетасовывались, менялись ролями и снова оказывались врагами. Меня сначала пугало обилие персонажей, но потом я поняла, что в романе представлен весь спектр человеческих убеждений — от наивных идеалистов (с любой стороны) до прожженых циников, а еще мастерски показано, как они мигрируют из одной группы в другую; в романе нет статистов, нет неживых персонажей — они все люди, вычерченные, особенные, с характерами, с судьбами. Это фантастическое наблюдение за человеком в срезе эпохи, я даже не представляла себе ценности этого произведения, пока не начала его перечитывать сейчас. Сто лет прошло, а проблемы, переживания — те же. Это доводит до слез и успокаивает одновременно.

Я не знаю, что тут можно еще добавить. Мне кажется, я теперь могу разговаривать об этой книге днями и часами — столько же, сколько я ее читала. Мне хочется обсуждать каждую линию, говорить отдельно о том, как выросла любовь Аксиньи и Григория, обсудить каждого из их родных и знакомых, поговорить о быте донских казаков, обсудить географию и природные особенности, поговорить о войне, о революции, об идеалах и крахе идеалов, об описаниях смертей, о каждой — даже незначительной — сюжетной веточке. Мне хочется перечитывать и перечитывать некоторые отрывки, и я боюсь это делать, потому что от них невыразимо больно и невыразимо прекрасно, и меня охватывает почти мистический ужас — как человек вообще мог написать подобное произведение?