4 Можно мы больше не будем иллюстрировать вам войну?

Только фотографии остались от пилотов, от их умения водить самолёты, сбрасывать бомбы, пикировать на противника. Только фотографии живы, а люди - нет. И им нет дела до удивления потомков, как можно было воевать на таких машинах - "из проволоки, дерева и парусины", без парашютов.

Они ведь мертвы: они уже не способны уважать тех, кто относился с уважением к их суровому мужеству

Только мертвы они не потому что погибли, а потому что вообще воевали. Когда "блеснет на мгновение громовая слава" народу придётся испытать худшее, чем смерть, ибо "смерть - вовсе не обязательно тот вековечный покой, о котором им когда-то рассказывали".

Вообще-то это рассказ о любви. Но во время войны любовь приобретает тёмный и грязноватый оттенок. Не только воины гибнут, "но девушки и верные жены - они все умерли в один день: четвертого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года". Фолкнер утрирует, но эта тяжесть оправдана - ведь война должна ужасать, а не вызывать чувство романтических приключений. Любовь, измены, ревность, месть - всё гипертрофировано на войне, "всё серьёзно" - и серьёзность вышибает мозг не хуже пули.

Немцы наступают, кругом всё взрывается, а герой романа следует за собакой, чтобы накрыть с поличным неверную любовницу и неверного друга, которые предаются любви, опять же несмотря на окружающий ад. Круговорот любви и смерти в природе, вспышки отваги на почве любви не к родине. Вообще-то местами рассказ даже улыбку вызывает, горькую и чёрную. Спумер в женском наряде возвратившийся в часть, чтобы получить назначение в "прачечную", чтобы выжить, но остаться мёртвым. Сарторис, отдающий себе отчёт в том, что ночная эскадрилья "кэмелов" это абсурдное и безумное самоубийство, но делать то что? Он кажется довольным, что ему удалось "проучить" Спумера, доволен тем, что тот останется выжившим после всего этого. Похоже, жить с этим гораздо труднее, чем быть мёртвым.

Отвага, доблесть - люди называют это по-разному лишь вспышка, миг вознесения, молния, блеснувшая в вековечной тьме. Молния, - вот в чем дело. Она слишком ослепительна, слишком неистова - и поэтому не может длиться. То, что длится, не вспыхивает, а тлеет. Мгновение нельзя продолжить, и оно сохраняется только на бумаге: картинка, несколько слов... поднеси к ним спичку, бледный безобидный огонек, который может зажечь даже ребенок, - и они исчезнут навеки. Крохотная лучинка с серной головкой живет дольше, чем память или печаль; слабый огонек оказывается сильнее доблести и отчаяния.