4 Спойлер Shirley Temples and Maureen Peals

Dear God:
The Purpose of this letter is to familiarize you with facts which either have escaped your notice, or which you have chosen to ignore.

Тони Моррисон открывает неожиданную для белого читателя форму угнетения: через убеждение, что твой народ по природе своей недостоин любви. Когда красота, чистота и добродетель прочно закрепляется в массовом сознании за белокурым розовощеким в ямочках образом маленькой Ширли Темпл, то что остается худой простоволосой чернокожей девочке? Остается до возможной степени пытаться подражать, накручивая на ночь волосы, чахнуть над материальными атрибутами белого мира и, едва возвысясь над своими презренными братьями, проводить внутреннюю сегрегацию, четко разделяя “niggers” от “colored people”. Те, кому повезло иметь смешанную кровь, приравниваются к полубогам, а тем, кто особенно далек от тонких носов и тонких губ, остается только просить у Бога голубые глаза. У угнетенных нет ненависти к угнетателю, только ненависть к себе и себе подобным, ведь для ненависти к угнетателю нужно сначала доказать себе, что угнетатель не прав. Среди всех героев романа только Клаудия является голосом протеста против существующей парадигмы. Вначале это проявляется в отвращении к голубоглазым куклам и кружке с лучезарным лицом Ширли Темпл, а в конце романа превращается в настоящий манифест:

“I thought about the baby that everybody wanted dead, and saw it very clearly. It was in a dark, wet place, its head covered with great O’s of wool, the black face holding, like nickels, two clean black eyes, the flared nose, kissing-thick lips, and the living, breathing silk of black skin. No synthetic yellow bangs suspended over marble-blue eyes, no pinched nose and bowline mouth. More than my fondness for Pecola, I felt a need for someone to want the black baby to live - just to counteract the universal love for white baby dolls, Shirley Temples, and Maureen Peals.”

Положение угнетенного, бессилие и неприятие, не имея иного выхода, обращаются вовнутрь афроамериканского сообщества и вовнутрь семьи. Ненависть, или, скорее, нелюбовь, направленная на ближнего, становится отдушиной, “The Thing To Do Instead”, “a comfortable evil”, как объясняет свои преступления Soaphead Church. Единственная глава, посвященная ему, - это пересказ всей фабулы романа в миниатюре, артикулированное как обращение надменного грешника к Богу. Он был последним человеком на пути маленькой чёрной девочки к безумию и с чувством выполнения священного долга толкает ее в пропасть, упрочивает в убеждении, что счастье может быть найдено только в принадлежности к «белому» миру:

“I, I have caused a miracle. I gave her the eyes. I gave her the blue, blue, two blue eyes. Cobalt blue. A streak of it right out of your own blue heaven. No one else will see her blue eyes. But she will. And she will live happily ever after.”

Выражением такой нелюбви является и презрение Геральдины, и высокомерие Мориин и неверие матери Пеколы, когда та рассказывает ей об изнасиловании. Тони Моррисон озвучивает страшную мысль: что в своей извращенной системе координат насильник проявил к своей жертве больше любви, чем остальной мир. Это околонабоковский прием и жирным шрифтом написанное обвинение в том, что никому не было до девочки дела. Агония Пеколы - это последствие не дошедшего до цели своего назначения взгляда тех, кто ей встречался:

“Somewhere between retina and object, between vision and view, eyes draw back, hesitate, and hover. At some fixed point in time and space they sense that they need not waste the effort of a glance. They do not see her, because for them there is nothing to see. ”

Основной минус этого романа в том, что он так короток: история охватывает три поколения нескольких семейств, а тема неисчерпаема; так что можно было продолжать и продолжать выписывать вязь нелюбви из судеб уже введенных в повествование персонажей. Вместо этого, роман довольно резко обрывается, оставляя так много нерассказанных трагедий.