0 Если ты, чувак, индеец

Песнь об индейцах, написанная в середине 19 века белым человеком, заключает в себе больше поэзии, чем глубокого информационного смысла. Но всё-таки возбуждает невероятный интерес к истории и мифам оджибве в частности и к преданиям индейцев обеих Америк в целом. Классический перевод Бунина пестрит громадным количеством божественных имён и непереводимых (для удержания атмосферы) наименований, которые вылетают из сознания почти мгновенно. Оставляя чувство, что ты прикоснулся к индейской душе, но мимолётно и не всерьёз.

Стихотворная форма облегчает понимание, однако выбрасывает за борт объяснения и пояснения. Бонусом к этой книге должны идти сборники сказок и мифов, исторические монографии. Лонгфелло смешал в поэме множество историй, рассказанных ему индейцами; прототипом Гайаваты стали культурные герои многих индейских племён и даже вполне исторический Гайавата. Считается, что этот человек стал организатором Лиги ирокезских племён, которая в 16 веке призывала племена к объединению. Именно поэтому Песнь начинается с Трубки мира, которую Великий Маниту подарил людям. Сила в единстве; жаль, что против страсти наживы, ружей и огненной воды трубка никого не спасла.

Божественное происхождение героя, его сиротство, волшебные вещи, путь становления и культурные подвиги - всё укладывается в структуру мировых мифов. Для Героя даже Трикстер нашелся - По-Пок-Кивис, красавец, насмешник, танцор и нарушитель табу. Интересно знать, что в поэме навеяно рассказами индейцев, а что приплеталось из личного багажа Лонгфелло. Он вроде бы не скрывал, что использовал литературные примеры, интересовался Эддой и Калевалой, знал античные мифы, и саму Песнь построил по принципу "Песни о Роланде".

Почитав статьи о Лонгфелло, выяснила, что его целью был не столько вдохновенный рассказ об индейской жизни, сколько осмысление настоящего и будущего на американском континенте, причем для коренных и понаехавших. Что-то вроде "теперь это наша общая земля и сейчас мы порешаем, на каких принципах белые будут ею управлять, спасибо красным, что передали нам её в приличном виде, вы большие молодцы". Окончание поэмы лишило меня возможности поставить высокую оценку произведению, как я собиралась в начале. Написано красиво, перевод Бунина хорош, гора преданий-сокровищ, в которые хочется окунуться, высока и притягательна; однако молчаливый и смиренный уход в прошлое (в смерть и забвение) культурного героя коренных народов сразу же по прибытии белого флота с Христом за пазухой, меня категорически не устраивает. В основном смирением, конечно, и насаждением чуждой религии. Ибо исторически всё именно так и развивалось, что для меня до сих пор является травмой.

В самой "Песни" меня иногда смущали духовные акценты, которые сложно заподозрить в шаманском мировоззрении. А племена оджибве, что называется, известны своим шаманизмом. Краем глаза увидела, что ловца снов именно оджибве создали и, между прочим, в США законодательно запрещено плести ловцов, если ты не индеец. Впрочем Лонгфелло об этом не знал, он передаёт сказания, которые мне пока не удалось толком отыскать гуглом. За исключением нескольких сказок, в них встречаются имена из поэмы, но смысл вообще не в ту степь.

О шаманах в переводе Бунина не сказано ни словечка. Но есть упоминание о подвиге Гайаваты, в ходе которого боги дарят индейцам умение лечить и появляется целая "каста" медиков со специфическими способностями. О методах умалчивается. Подозреваю, эти тайны знакомые индейцы Лонгфелло просто не пожелали раскрыть. Автор упоминает, что в работе над поэмой опирался на работы Скулкрафта. К сожалению, переводов не нашла, а было бы интересно знать, как тема шаманизма у него описана. Впрочем, судя по википедии, Скулкрафт та еще бледнолицая собака, может быть, и к лучшему, что не переведен.

Лонгфелло удалось написать, если не великую, то точно важную поэму. Она привлекла внимание к индейцам. Может быть, не в самых приятных (для меня) целях, но зато без морализаторства, осуждения, обличения в кровожадности и обливания грязью из-за языческих верований. Во многом это стало возможным из-за подражания европейским сказаниям, в ущерб идентичности... Но благодаря этому, яснее видно, как мы все похожи. Идеи коллективного бессознательного не на пустом месте выросли.