4 Кому и зачем нужна Нужная вешь

Эту книгу рекомендовал мне Лев Данилкин: он упомянул её в своей биографии Гагарина. Книга классная, лучше, чем у Данилкина. Это оттого, что дурацкая советская секретность лишила нас понимания реальной жизни Гагарина и его коллег по отряду космонавтов. Напротив, о первых американских космонавтах автор узнал целую кучу подробностей, так что люди эти получились куда живее наших.

Как оказалось, во многом наши космонавты и их астронавты были схожи. Ясно, что это из-за подобия задач, которые они призваны были решать. Джон Гленн был похож на Гагарина твёрдой приверженностью идее, Алан Шепард -- улыбкой.
Процесс предполётной подготовки у них был примерно одинаковый. Какао-Бич отличается от Тюра-Тама разве что наличием пляжа.
Разумеется, были и существенные отличия. Что бы ни говорили о миролюбии, советская космическая программа проходила по военному ведомству, а проект "Меркурий" был гражданским. Поэтому на мысе Канаверал было намного веселее, чем в нашем Центре подготовки.
Астронавты были и существенно свободнее космонавтов. Том Вулф приводит некоторые шутки и "особенности поведения" астронавтов, за любую из которых советского космонавта моментально прогнали бы из отряда поганой метлой.

Про то, как Гагарин стал первым, мы, скорее всего, никогда не узнаем подробностей. Кто его выбрал? Хрущёв? Королёв? Каманин? Какой-то неизвестный врач? Бог знает, надёжных свидетельств нет и не будет.
А вот Шепарда выбрали голосованием равных!
Все семеро тайно проголосовали и выбрали. Гленн был всем хорош, но он достал коллег своими пресвитерианскими замашками: Богом, семейными ценностями, патриотизмом, следованием инструкциям и т.п. И ладно бы он сам так себя вёл, но нет, он и остальных хотел заставить не обращать внимание на девушек и не садиться за руль в пьяном виде. Вот и не стал первым.
Забавно, что Гленн не был не только первым он не был и вторым, но для американцев первый именно он! Так считает и мой американский приятель, мы с ним это обсудили на днях.
Для такого мнения есть некоторое основание: Шепард не достиг 5 мая 1961 первой космической скорости и приводнился всего в 300 милях от места старта. Но факт остаётся фактом: Гленн а глазах американцев более велик. Даже прогулки Шепарда и других по Луне не затмили его популярности.

Невозможно читать без содрогания о методах подготовки шимпанзе к тестовому полёту. Сегодня ни один этический комитет не одобрил бы таких методов.
Когда-то я принимал участие в проекте подобной "закалки рефлексов" для наших лётчиков. Конечно, методы были намного гуманнее, но в основном по той причине, что лётчики понимают слова -- в отличие от шимпанзе. А идея была та же.
Не буду рассказывать, это интересно, но слишком длинно для отзыва о книге.

У книги есть ОГРОМНЫЙ недостаток. Это абсолютно возмутительный перевод. Не хочу даже приводить примеры, их можно найти на каждой странице по несколько штук. Переводчик явно не владеет соответствующей лексикой, не знает устоявшихся в русском языке имён людей, географических названий и т.п.
Некоторые ляпы, видимо, присутствуют и в оригинальном тексте. Чувствуется, что Том Вулф использует нестандартную лексику ради литературной гладкости, например, использует синонимы, которые в этом контексте синонимами вовсе не являются. Полной тайной осталось, почему Том Вулф пару раз именует советский аппарат "Луна-1" "Мечтой-1". Тут уж переводчик явно не виноват.
И местами описание недостаточно ясное -- опять же ради литературных эффектов.

Но в остальном книга классная.
Самое главное -- я понял, что такое нужная вещь, без которой в авиации, космонавтике и некоторых других областях человеку делать нечего. Это некая нематериальная сущность, о которой вслух не говорят. Понятие невозможно передать в двух словах, этому, по большому счёту, и посвящена вся книга. Кроме прочего, нужной вещью невозможно обладать тайно, она проглядывает в ауре человека.
Нужная вещь -- это гармоничное сочетание чести, отваги и удачи, причём такое, о котором болтать неприлично.

Астронавтом в те особенные времена мог стать только человек, обладавший нужной вещью, а потому

С самого начала слово «астронавт» наделялось невероятно важным смыслом. Настолько важным, что для самого астронавта стало бы искушением судьбы именовать себя этим словом, хотя именно так официально называлась его работа. Других тоже нельзя было называть астронавтами. Ни в коем случае нельзя было сказать что-нибудь типа: «Я займусь этим вместе с другими астронавтами». Следовало говорить: «Я займусь этим вместе с другими ребятами» или «другими пилотами». Если человек называл себя астронавтом, это звучало так, как если бы боевой ас назвал себя боевым асом. Слово «астронавт» наделялось столь серьезным смыслом, словно оно было почетным титулом вроде «чемпиона» или «суперзвезды» либо одной из бесчисленных привилегий, которые давало участие в проекте «Меркурий».

Кстати, я ещё застал и помню времена, когда о некоторых вещах даже в нашей серой и однообразной жизни болтать применительно к себе любимому было не принято. Например, нельзя было сказать "в своём творчестве я то-то и то-то делаю". Не принято было говорить "как интеллигентный человек я что-то там думаю".
Теперь о своём творчестве во всеуслышание рассказывает любой клоун от эстрады или политики, а слово "интеллигент" в словаре и вовсе снабжают пометой "устар."
Разумеется, это просто к слову. Книга не о нас, а о них, да и совершить рекордный полёт -- это совсем не то же, что выпить на диване рюмку водки.

Общий итог получился очень положительный. Я теперь несколько лучше понимаю всех этих лётчиков-испытателей, асов и рекордсменов, астронавтов и их близких. Даже про Гагарина понял кое-что важное сверх доложенного Данилкиным. У Гагарина совершенно точно нужная вещь была -- и ещё какая!

Рекомендую всем, кого интересует тема.