Больше рецензий

Krysty-Krysty

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

20 ноября 2022 г. 15:02

362

2.5 Семь грехов рецензии

Старик Павич - приглашенный игрок Долгой прогулки. А его "Семь смертных грехов" - пример типичной дэпэшной рецензии.

Прокрастинация. Это доступно только лодырям-книжникам. Ну то есть тем, кто умеет забить на важные дела, уйдя в книжный запой. Плюнуть на рабочие отчеты ради священного дедлайна в ночь на первое. Кому не лень читать о сладких грехах, но лень их совершать. Ну или писать о них, помня о сладости, потому что забыл, как она создается. Кому свербит текст, а не родное причинное место. Прогульщикам реальности. Долго... долго... прогульщикам реальности.

Зависть. Это начинается с бездонной ревности. Зависти к себе, к своим былым успехам. Однажды попробовав это, невозможно отказаться, мгновенное привыкание. Чем они лучше? Однажды написав блестящий текст, легко поверить, что любой написанный тобой текст гениален. Это всё еще ты. Эти буквы скомпоновала не обезьяна Льва Толстого или Шекспира (в зависимости от страны происхождения байки), а твои собственные лапки. Так что всё, что ты напишешь, будет одинаково блестяще. Правда, автор?!

Гордыня. Можно придумать оригинальную структуру. Например, семь смертных грехов. Форма еще не содержание. В каждой части можно аккуратно натянуть сову на глобус и выдать за картину Босха. (Вообще считать, что можно пересказать Босха словами - гордыня, соизмеримая с люциферовской.) В итоге в каждой части пиши об одном и том же с преобладанием блуда, ибо читателей испокон веков больше всего интересуют секс - смерть - котики. Выезжай на своем имени, нике (метод зачетки отличника), повторяя собственные образы, апеллируя к своим (да, быть может, когда-то гениальным) текстам. Оценивая в мечтах каждый текст высшими баллами и Нобелевской премией.

Жадность. Это то же самое, что прелюбодеяние и высокомерие, но и Павич существенно их не отличает. Его "грехи" одинаковы (на самом деле все грехи одинаковы). Беспорядочные стариковские эротические мотивы (в них есть недоведенность до финиша), всё те же сны, зеркала, эротика, странные книги, более живые, чем люди. Больше книг, больше героев, больше зеркал, снов, связей, букв... И это всё про нас: больше книг, больше страниц, больше слов в этой рецензии, которую можно уместить в один абзац. Ты мог бы остановиться, но ты хочешь писать, ты хочешь стать автором еще одного текста, издать еще одну книгу.

Блуд. Текст прочитан через насилие, обласкан неумелым читателем, раздет любительским анализом. Всё суета сует, а прелюбодеяние на самом деле та же гордыня и та же жадность. Не чужая ни Павичу, ни долгопрогульщику. Введение в текст любимого "я" - самоудовлетворение, неужели кого-то интересуют переживания автора от собственного текста. Попытки подлизаться и польстить читателю: ты, это ты сейчас читаешь эти записи, я приглашаю тебя в книгу, ты станешь моим героем, потому что ты потратился на мой текст. Диалогизирование автора с героями книг и читателями - групповое удовлетворение. Вот и мы обращаемся к судьям посредине нечитабельного простыни теста, зная, что только они вынуждены дочитать до конца (потому что вдруг где-то в глубине кто-то назвал судью дождевым червяком - ни в коем случае нельзя читать по диагонали!).

Самовлюбленность. Это уже было? Это всегда было и всегда будет. Самоцитирование. Повторение себя. Паразитирование на собственных текстах. Плюс взывание к текстам чужим. Ах, это называется постмодернизм! Отсылки, аллюзии, есть еще слово реминисценция (и семасиология, но если хвастаться редкими случайными терминами, можно получить антиплюшку). Всё уже было. И сны, которыми обмениваются, в которых гуляют герои. И зеркала, ловящие чужие отражения. Хазарский словарь когда-то ошеломил — это было новое: книга, в которой на каждом языке разная последовательность событий, потому что части надо располагать в алфавитном порядке. Книга-кроссворд и книга - комментарии к несуществующей книге - это было новое, это впечатляло. Хочется повторить. Но надо не повторять, а создавать новое. И автор бесконечно живет одним и тем же эротическим сном своей былой славы.

Суесловие. А, так мы говорим всё же о книге Павича? А как же! Мы об одном и том же - мутном тексте, порожденном мутной мотивацией и мутным языком. Сбиться с пути смысла, запутаться в двух прямых метафорах, заблудиться в туманном синтаксисе - и назвать это своеобразным стилем. Автор хочет повторить свою славу. Самовлюблённость, высокомерие, зависть и жадность правят словоблудием. Как и каждым из нас. Как и каждым из нас...
__________________________
Па-беларуску...

На нейкім этапе ў Доўгую прагулку ўключыўся стары Павіч. А потым выдаў дэпэшную рэцэнзію як кнігу. Але ж у постамадэрнісцкім залюстроўі "Сем смяротных грахоў", наадварот, выглядаюць экстрактам доўгапрагулачнай рэцэнзіі.

Пракрастынацыя. Гэта даступна толькі гультаяватым. Ну, то-бок тым, хто ўмее забіваць на важныя справы дзеля таго, каб сысці ў кніжны запой. Забіваць на працоўныя справаздачы дзеля сакральнага дэдлайна ў ноч на першага. Хто гультаяваты настолькі, каб чытаць пра салодкія грахі замест таго, каб іх рабіць. Ну, або пісаць пра іх, успамінаючы слодыч, бо забыўся, як яна ствараецца. У каго свярбіць тэкст, а не роднае прычыннае месца. Прагульшчык рэальнасці. Доўга...доўга...прагульшчык рэальнасці.

Зайздрасць. Гэта адкрываецца разам з бяздоннем зайздрасці. Зайздрасць да сябе самога, свайго былога поспеху. Аднойчы пакаштаваўшы, з гэтага немагчыма выйсці. Чым яны лепшыя? Аднойчы напісаць геніяльны тэкст і паверыць, што любы твой тэкст геніяльны. Гэта ж усё яшчэ ты. Гэтыя літары скампанавала не мартышка Льва Талстога або Шэкспіра (у залежнасці ад краіны паходжання байкі), а ты ўласнымі лапкамі. Значыць, усё, што ты напішаш, будзе аднолькава геніяльна. Як гэта не значыць?!

Пыхлівасць. Можна прыдумаць арыгінальную структуру. Напрыклад, сем смяротных грахоў. Форма - яшчэ не змест. У кожнай частцы можна старанна нацягваць саву на глобус і выдаваць гэта за карціну Босха. (Увогуле меркаваць, што словамі можна пераказаць Босха - пыхлівасць сувымерная з Люцыферавай.) У выніку ў кожнай частцы пісаць прыблізна пра адно і тое з перавагай блуду, бо чытачоў спрадвеку найбольш цікавіць сэкс - смерць - коцікі. Выязджаць на створаным раней, на сваім ніку (прыёмчык залікоўкі выдатніка), паўтараючы ўласныя вобразы, апелюючы да ўласных жа (так, магчыма, некалі геніяльных) тэкстаў. Ацэньваць кожны свой допіс у мроях найвышэйшымі баламі і нобелаўскай прэміяй - мы ўсе, і гульцы, і суддзі, і тэксты, тут сабраліся выключна праз пыхлівасць.

Сквапнасць. Гэта тое самае, што пералюб і пыхлівасць, але вось і Павіч сэнсавай розніцы не робіць. Ягоныя "грахі" ўсе аднолькавыя (насамрэч усе грахі аднолькавыя). Усё тыя самыя беспарадкавыя эратычныя матывы старога (ёсць у іх нейкая недаведзенасць да фінішу), тыя самыя сны, люстэркі, эратызмы, дзіўныя кнігі, больш жывыя за людзей. Непераборлівасць, празмернасць, заглытванне тэкстаў... і гэта ўсё пра нас: больш, больш кніг, больш старонак, больш слоў у гэтай рэцэнзіі, якую можна было б змясціць у адным абзацы. Можна было б спыніцца, але хочацца пісаць, хочацца стаць аўтарам яшчэ аднаго тэксту, выдаць яшчэ адну кнігу. (Я яшчэ люблю вычварэнскі малакарыстаны дыягназ - "гортанобесие" - але гэта для гурманаў, а не сквапнікаў.)

Пералюб. Згвалчаны чужы тэкст, абласканы няўмелым чытачом, распрануты аматарскім аналізам. Усё марная марнасць, а пералюб насамрэч - тая самая пыхлівасць, тая самая сквапнасць. Не чужая ні Павічу, ні доўгапрагулачніку. Увядзенне ў тэкст сябе дарагога - самазадаволенне - меркаванне, што некаму цікавыя перажыванні аўтара ад уласнага тэксту. Спробы дацягнуцца і прылашчыць чытача: ты, менавіта ты чытаеш цяпер гэтыя літаркі, я запрашаю цябе ў кнігу, ты станеш маім героем, бо выдаткаваўся на мой тэкст. Аўтар дыялагізуе з героямі кніг і чытачом - групавое задаволенне аднаго. Так і мы апелюем да суддзяў у сярэдзіне нечытэльнай прасціны, ведаючы, што толькі яны адны змушаныя чытаць усё (бо раптам недзе ў глыбіні нехта назаве суддзю земляным чарвяком - ні ў якім выпадку не чытайце па дыяганалі).

Самазакаханасць. Самацытаванне. Самапаўтор. Паразітаванне на ўласных тэкстах. Плюс апеляванне да чужых тэкстаў. А, гэта ж называецца постмадэрнізм! Адсылкі і алюзіі, яшчэ ёсць слова рэмінісцэнцыя (і семасіялогія, але калі будзеце хваліцца рэдкімі выпадковымі слоўцамі, можаце атрымаць антыплюшку). Усё ўжо было. І сны, якімі абменьваюцца, у якіх шпацыруюць героі. І люстэркі, якія ловяць чужыя адбіткі. Хазарскі слоўнік некалі ашаламіў - гэта было новае, кніга, якая ў кожнай мове мела іншую паслядоўнасць падзей, бо часткі мусілі размяшчацца па алфавіце. Кніга-крыжаванка і збор каментароў да няіснай кнігі - гэта было новае, гэта ўражвала. Але для гэтага трэба стварыць новае. А ён бясконца пражывае адзін і той эратычны сон сваёй даўняй славы.

Словаблуддзе. А, дык мы пра кнігу Павіча? А як жа! Гэта ўсё пра адно - пра цьмяны тэкст, спароджаны цьмянай матывацыяй і цьмянай свядомасцю. Згубіцца з дарогі сэнсу, заблукаць у дзвюх прамых метафарах, напусціць туману праз заблытаны сінтаксіс. І назваць гэта адметным стылем. Аўтару хочацца паўтарыць сваю славу, словаблуддзем кіруюць самазакаханасць, пыхлівасць, зайздрасць, сквапнасць. Як і кожным з нас. Як і кожным з нас...

Комментарии


Вот да. Я в свое время тоже пыталась читать еще Павича, очарованная "Хазарским словарем", аж три отмучила: "Пейзаж, нарисованный чаем", "Звездная мантия", "Страшные любовные истории" - и все невыносимая чушь.


Кроме "Хазарского словаря", у Павича есть большое достижение - перенявшие его метафорический стиль последователи. Например, Петрович.


Это да. Не только автор. но и трендсеттер, не только писатель для читателей, но и писатель для писателей. Жаль только, что самого его так скоро дар покинул. И это не единственный на моем читательском веку такой пример.


Это интересное явление. Если прикинуть, немало писателей, которые ухватили свою волну и книги которых - одна книга, как та самая Кейт Мортон: одна тема - женщина, прошлое, семья, раскопки прошлого, преодоление прошлого. Но поскольку книги сюжетные, вроде как они отличаются. Павич же заявил о себе как оригинал-метафорист, и вот - все его книги - плетение метафор, все книги = одна книга. Что ему надо было сделать, чтобы выбраться из собственной рекурсии? Перестать метафоризировать? Стать в чем-то Умберто Эко - литературоведение? Внести четкий сюжет - отказаться от себя раннего? От себя жалко отказываться :) Если что-то делаешь хорошо, сложно перестать это делать)) Всё же сюжет нельзя недооценивать. Сюжет + язык = содержание + форма = идеальная книга. Павич же - только форма.