5 Гримдарк времён Гражданской

Грязь, чернуха и некросюр.
Чувствуешь себя испачканым во всевозможных физиологических жидкостях.
Я привык, что литературная мистификация — всегда признак качества, игра ума состоявшего автора. Здесь не так. Кто-то из знаменитых решил шокировать общественность мерзким садомазо в сеттинге Гражданской войны. Куда там Паланику.
Жестокие изнасилования детей, изощрённые убийства, пришитая к телу мальчишки собачья голова, заклинания, полёты, людоедство, и смерть, кругом смерть и черти.
Подумалось, что Россия заслужила всё с ней происходящее, номинируя такие вещи на НацБест.
"Ведь Клаву, как наверное уже понял читатель, постоянно влекло к смерти, каждый раз, убежав и спрятавшись от нее, она потом снова кралась ближе, дрожа и ничего не соображая в гипнотическом любопытстве. Смерть иногда снилась ей как цветок, растущий посреди лесной полянки, к которому так страшно было подходить, хотя ничего страшного вокруг, вроде бы, и не было, но Клава-то знала: смерть там, и все равно приближалась, ступая сандаликами по мокрой от дождя траве."
"А больше всего Клаве хотелось к яме. Даже если она самой себе не признавалась в этом, ей хотелось к яме, ее тянуло к ней, встать на краю и посмотреть, что там внутри, хотя она вроде уже и смотрела, но а вдруг там что-то еще? Яма хранила ответ на какой-то вопрос, непроизносимый, но очень важный для Клавы"
Обо всём этом много раньше и намного талантливее, злей и веселее, и главное, короче писал Летов:
"Некрофилия, некрофилия, моя изнурённая некрофилия"
и эпиграфом ко второй цитате:
"Яма покажет, яма научит".
Ближе к середине автор намекает, и я с радостью хватаюсь за мысль, что все ужасы, происходящие с девочкой Клавой — посмертные мытарства. На самом деле девочка погибла от того же снаряда, что убил её мать и сестру. И всё остальное — постмортемные испытания.
С этого момента в описаниях появляется даже какая-то декадентская красота и мертвенная лирика, а некоторые образы весьма ярки и архетипичны. Только поймаешь какую-то ритмику, как опять начинаются опарыши и расчленения детей подручными средствами.
А ещё у отрицательных персонажей говорящие фамилии: Барановы, Рогачевы. Это отсылает нас к "скотоголовым" чертям.
Эпатирующая контркультура за гранью фола. Грязный поток сознания, вьющий смрадную нить сюжета. То ли девиантное изживание травмы Гражданской, то ли просто выблев графомана-извращенца.
Мистический сплаттерпанк начала нулевых.
Наиболее, пожалуй, близкий референс, если не уходить совсем уж в мамлеевщину (один из потенциальных авторов этого романа, кстати) это самые жёсткие вещи Елизарова.
Не Гражданскую из себя выдавливал автор, а семьдесят лет вечноживого Ильича в мавзолее и пионерию. Нельзя обвинять автора, что ему настолько остЧЕРТел Советский Союз, что только через такую радикальную контркультурщину, он, надеюсь, смог избавиться от травм советского детства. А может, наоборот, этим романом автор признавался в любви Ленину и детям в пионерских галстуках.
"Рано утром
        Мы встанем в очередь в мавзолей"
Читать стоит, но только на свой страх и риск.
1-10(МЕРЗКО-ПРЕКРАСНО)



Первый пионерский парад. Москва, Красная площадь, июнь 1924 года.