0 Радость и веселье мимолетны.

Ка летит время и как же обманчивы воспоминания! Я помню, что читала этот сборник по школьной программе и тогда у меня остались самые прекрасные воспоминания. Да, если честно сказать, к Гоголю после школы я и не возвращалась. Только недавно перечитывала его повесть "Портрет" из цикла про Петербург. Вот и не стоило мне перечитывать это сейчас, когда я не только мистики боюсь, но и не отдаю предпочтения литературе, в которой мало надежды.

Самые страшные, умные, учащие и зловещие истории - это народные сказания и предания. А если их дать в руки хорошему писателю, тонко чувствующему народ, их устои, настроения, традиции, то получится потрясающая проза. Именно такой этот сборник и есть - тонкий, ироничный, искрометный, местами страшноватый и мистический, но, однозначно, уникальный и великолепный. В каждом предложении чувствуется сила и боль, радость и желания обычного мужика. Которому надо кормить скотину, жену и детей, вкалывать до потери пульса, чтобы обеспечить себя и семью. Да еще при этом и не забывать, что ты казак, которому вообще-то делать ничего не положено, даже жена не нужна, всё, что нужно - конь, песни, люлька, да место, где можно спокойно валяться. Но ведь просто так валяться скучно, надо же и истории какие рассказать, чтобы и чертям было весело, да и несмышленным девкам было боязно не слушать старших.

Можно долго и много рассказывать, про что эти истории, но я не стану этого делать, ведь и без меня умные и грамотные люди всё отлично написали. Скажу только, что надо читать их и перечитывать в разном возрасте. В детстве будет весело, в зрелом возрасте приходит осознание, что время идёт, эпохи сменяют друг друга, даже царей уже нет, но всё по-старому. Ради любви красивой девы можно и душу продать черту, всегда есть тот, кто хитрее тебя и сколько ни прыгай, выше головы не прыгнешь.

Мне же в этот раз всё показалось слишком страшным и мистическим. Иногда прямо за душу брало от страха. Но слишком всё пессимистично и наполнено тленом и безысходностью.

Странное, неизъяснимое чувство овладело бы зрителем при виде, как от одного удара смычком музыканта в сермяжной свитке, с длинными закрученными усами все обратилось, волею и неволею, к единству и перешло в согласие. Люди, на угрюмых лицах которых, кажется, век не проскальзывала улыбка, притопывали ногами и вздрагивали плечами. Все неслось. Все танцовало. Но еще страннее, еще неразгаданнее чувство пробудилось бы в глубине души при взгляде на старушек, на ветхих лицах которых веяло равнодушие могилы, толкавшихся между новым, смеющимся, живым человеком. Беспечные! даже без детской радости, без искры сочувствия, которых один хмель только, как механик своего безжизненного автомата, заставляет делать что-то подобное человеческому, они тихо покачивали охмелевшими головами, подтанцывая за веселящимся народом, не обращая даже глаз на молодую чету.