3 Если в такой дождливый вечер в башне ворот Расёмон горел огонь, это было неспроста...

"Ворота Расёмон" считается одним из самых знаменитых произведений Р. Акутагава. Мне так давно хотелось его прочитать - но я совершенно не представляла, что меня здесь ждёт. Начать с того, что подобно sofka4ever я была почему-то уверена, что это достаточно объёмное произведение, а не короткий рассказ, - хоть я и не смотрела одноимённый фильм А. Куросава. Во-вторых, я ждала чего-то более утончённого и изящного, в духе новеллы "Просвещенный супруг" , а получила совершенно жуткую картинку. И вроде бы всё при нём - глубокий, остросоциальный сюжет, красивый и лаконичный стиль повествования, идеально переданная атмосфера - но какой-то он угнетающий, гадкий. Понимаю, что так оно всё, наверное, и было когда-то, - но рассказ не произвёл на меня должного впечатления.

Средневековая Япония. На старую столицу, Киото, обрушиваются одно за другим всевозможные бедствия - "то землетрясение, то ураган, то пожар, то голод". Доведённые до отчаяния жители разочаровываются в своих ценностях и теряют последние остатки человечности. В городе царит настоящий хаос - разруха, грязь, запустение, по улицам снуют дикие животные, валяются "неприбранные трупы".

Как рассказывают старинные летописи, дошло до того, что стали ломать статуи будд и священную утварь и, свалив в кучу на краю дороги лакированное, покрытое позолотой дерево, продавали его на дрова.

И как символ, квинтэссенция всего этого морального и физического разложения общества - над городом возвышаются заброшенные и полуразрушенные ворота Расёмон. Здесь и решил укрыться от дождя несчастный слуга, уволенный хозяином несмотря на многолетнюю верную службу...

А дальше - вполне себе японская достоевщина: есть здесь вопросы в духе "тварь ли я дрожащая или право имею", есть и роковая старуха. Сама атмосфера даже похожа - та же нищета, грязь, безысходность и аморальность. Пронизывающий холод и неутихающий дождь лишь явственнее сближают средневековый Киото с Петербургом Достоевского. Здесь символичен даже чирей на щеке героя, - образ того гнойного процесса нравственного падения, что происходит в его душе, как говорится, налицо. В который раз убеждаюсь, что Р. Акутагава был весьма хорошо знаком с русской классикой: если первый прочитанный у него рассказ "Бататовая каша" показался мне по-чеховски ироничным, то этот оказался по-достоевски душным и удручающим.