2 «Мне повезло: я вырвалась из клетки.»

«Если бы судьба дала мне родиться в лачуге безвестного грузинского сапожника! Как естественно и легко было бы мне, вместе с другими, ненавидеть того далекого тирана, его партию, его дела и слова. Разве не ясно – где черное, а где белое?»

Сталин с дочерью Светланой, 1935 год

Столько шума была по поводу данной книги в свое время. И вот, наконец-то, она прочитана. И можно сказать, что первый вывод, который напрашивается сам собой после ее прочтения, так это подтверждение поговорки о том, что скучные люди говорят про себя, умные люди – про собеседника, а глупые люди – только про других! Аллилуева говорит только про других, совершенно посторонних людей. Причем приводит только ту информацию, которая так или иначе должна бросить тень на ее родину, на ужасный и «могучий» СССР. Во главе которого долгое время стоял ее собственный отец. В принципе, именно из-за ее отца – образа товарища Сталина – люди и проявляют интерес к данной книге. Но про самого товарища Сталина в книге очень и очень мало. А вот про «страдания» Аллилуевой, про ее любовь к больному индусу, которого она нашла в клинике во время прохождения курса лечения – наоборот, написано очень много. Причем, что удивительно, Аллилуева очень много пишет про так называемые репрессии против определенных творческих личностей, но не решается сделать вывод о том, что не только ее отец был «тираном» и любителем репрессий... Так, товарищ Брежнев приговорил к семи годам тюрьмы писателей А. Синявского и Ю. Даниэля, чем вызвал шквал возмущения в «цивилизованном» мире. Ее будущий муж индус, впрочем, чувствовал себя вполне вольготно в стране тирании. В издательстве Прогресс он переводил английские тексты на хинди.

Интересный факт: главным редактором английского отдела издательства был В. Н. Павлов, бывший личный переводчик Сталина, переводивший в Тегеране, Ялте, Потсдаме, ведший переписку с Рузвельтом и Черчиллем во время войны.

Светлане долго не позволяли зарегистрировать брак с иностранцем. Но потом не только позволили, а еще и отпустили на родину мужа, в далекую Индию. Для захоронения его праха. Там, в принципе, Светлана и решила остаться, использовав Индию в качестве стартовой площадки для запуска себя родимой в космос США. Дикий социализм индусов, которые понятия не имели о настоящей идее социализма, не вызывал большого отторжения Светланы. Да и о каком социализме могла вестись речь в Индии, где куда ни плюнь, попадешь в раджу, или еще в какую-нибудь ипостась...

«Но оказалось, что я сделала ужасную ошибку: надо было коснуться только земли у ее ног. Она вскоре поднялась и ушла мыться, так как я осквернила ее своим прикосновением.»

Дочь Сталина выдала свое плебейское происхождение очень быстро тем, что сама выстирала свои вещи и попросила утюг. После этого все с ней для индусов стало ясно. Не сильно смущала Светлану и грязь, которая была повсюду. Свою борьбу с родиной она начала с того, что стала рассказывать правду об СССР всем подряд. Ну, и попутно она создавал себе образ несчастной дочери тирана. Вот только либо ей было нечего сказать конкретного про своего отца (быть может ума не хватило ей, а ее кураторам не хватило наглости додумывать вместо нее ужасы про Сталина), либо и говорить было нечего. Все повествование свелось к общим фразам.

«Ленин был нашей иконой, Маркс и Энгельс апостолами, каждое их слово – непреложной истиной. И каждое слово моего отца, письменное или устное – откровением свыше.»

Ей не было откуда взять конкретные факты тиранства своего отца – да откуда? Ведь она в то время была еще ребенком. Но Светлана хитро ограничивается недомолвками и отмазками типа той, что папанька был настолько злобным, что я даже ни разу на его могилу не сходила...

«В момент последнего прощания, когда следовало поцеловать лоб покойного, и все вокруг ждали этого и смотрели на меня, я так и не смогла заставить себя сделать это. И ни разу не ходила потом к могиле отца у кремлевской стены.»

А вот тот факт, что известная среди либерастов речь Хрущева на двадцатом съезде, была произнесена на закрытом заседании, только для своей стаи товарищей, Светлану как бы и не смущает. А ведь из-за этого недонесения информации до народа в те времена даже были мини-революции!

«В марте 1956 года, сотни грузинских студентов, молодежи, интеллигенции собрались у здания ЦК партии в Тбилиси, требуя объяснений о «секретной речи» Хрущева. Слухи о ней только что дошли сюда, и как это обычно в СССР, никто ничего не знал, кроме того, что «снимают портреты» – на этот раз – Сталина. Перепуганный секретарь ЦК Грузии вызвал войска. Демонстрация была мирной. В знак давно накопившегося протеста против «русских угнетателей», несли портреты Сталина – те самые, которые было велено снимать...»

В принципе, ведь это был майдан тех лет, только наоборот. Пришлось применять войска. «Десятки людей остались лежать на мостовой, остальных разогнали, а родным не разрешили забрать тела убитых и похоронить их. Боялись, что похороны выльются в демонстрацию против грузинского ЦК и против «центрального» московского правительства. Тела убитых студентов куда-то увезли под конвоем и это вызвало возмущение всей маленькой страны. Студенты закидали камнями поезда, шедшие в Москву, – они все пришли без стекол. И ненависть к «Москве» только усилилась.»

Но никто и не пикнул про тиранство Хрущева. И Светлана не исключение. Совесть ее, возможно, и роптала. Но она прикрывалась своим неведением. Печально, но ни Хрущев, ни другие представители стаи товарищей, отрабатывающих заказ на очернение товарища Сталина, а точнее – делание из него одного козла отпущения за все грехи большевисткого режима, не могли решиться на старт это пропагандисткой компании. И решились на это лишь после того, как заручились согласием Светланы. Дочь с легкостью предала отца, дав фору Павлику Морозову. Мрази Хрущеву достаточно было просто намекнуть Светлане на то, что Сталин причастен к убийству Кирова. Он намекнул и сразу обделался от своей смелости. Но Светлана даже не возмутилась. В ее воспаленном мозгу все складывалось в один пазл – если папка убил многих, то и Кирова он же прикончил...

«Но если для отца было возможным обвинить и казнить Бухарина, то почему остановился бы он перед расправой с Кировым? Все это было так жутко, что хотелось завыть и бежать прочь от всех и от самой себя...»

В принципе, предав отца она поняла, что натворила, как мне кажется. И ей не было никакой возможности оставаться в этой обгаженной ею стране. И индус ей был нужен лишь как средство для побега. А уж про тот факт, что она бросила своих детей, при этом регулярно обвиняя товарища Сталина в том, что он мало уделял внимание дочери и другим детям, и вообще говорить не нужно: этот факт говорит сам за себя. Как бы Светлана Аллилуева не надувал щеки «мученицы», над ней мог только сиять ореол не мученичества, а предательства и подлости. Кстати говоря, фамилию свою – Сталина – она ринулась менять в 1957 году. И стала она Аллилуевой. Почуяв, что свершила нечто страшное, Светланка побежала в церковь и приняла православие. Но и там ей некуда было спрятаться от самой себя. Священник ей сказал, кто она такая есть, но вряд ли она поняла хоть что-то...

«Когда я писала «20 писем», в моих ушах звучали слова священника, крестившего меня: «Ты своего отца не суди. Суд Высший уже свершился над ним: при жизни он слишком высоко вознесся, а теперь от славы его ничего не осталось. Господь выравнивает и исправляет ложное. А тебе – нельзя, ты – дочь».

Своего отца она променяла на идеалы примитивного Махатмы Ганди. Наверное потому, что Ганди никогда не заострялся на собственных ошибках. Это как раз и нужно было Светлане. Особенно в то время, когда все, поливавшие грязью Сталина внезапно переобулись, а Брежнев даже дал добро на восстановление музея товарища Сталина...

«К моему удивлению даже Микоян – тот самый Микоян, который дал мне читать «речь Хрущева», теперь вдруг забыл то, что он сам говорил на 20-м съезде... Летом 1966 года он пригласил меня с детьми на свою дачу, и несколько раз за обедом вспоминал моего отца в мягких примирительных тонах. А когда мы уезжали, он вынес большой сверток и дал моей Кате со словами: «А это тебе подарок, – ковер. Повесишь на стену». Дома мы развернули ковер – на нем был выткан портрет Сталина...»

Ценой предательства отца она купила билет в США и сразу же обрела там много друзей. В американских газетах появились фотографии ее брошенных в Москве детей, а она все упивалась потоками жалости, которые лились к ней с гор Капитолия. Примечательно, что и американцы не сильно сперва жаждали поливать ее отца грязью и подпевать Аллилуевой. Тогда она выступила с интервью. Типа, где же хваленная свобода слова?

«Какой же был смысл оставить свою страну, чтобы и здесь молчать?»

На советскую Козу-дерезу, которая оказалась без детей в чужой стране, обрушился поток писем от добрых американцев, предлагавших ей руку и сердце вместе с гражданством США. Светлана, видимо, совершенно ошалела от такого оборота дел и мужского внимания. А в голове у нее была такая каша, что сам Чаадаев мог бы удивиться или порадоваться.

«Нет разницы – православная церковь, берег Ганга или католический собор, – люди везде молят о любви, о помощи ближним, о покое.»

Ее наконец-то услышали и стали показывать на пресс конференциях, словно говорящую обезьянку. Быть может, после этих конференций, умные американцы слегка прозрели. И характер писем поменялся. Но Светлану это не смутило...

«Были и другие письма. «Убирайся домой, красная собака!»; «Америка – не для красной чумы и не для сталинской семьи!»; «Наша кошка лучше вас – она заботится о своих детях!»; «Вы не умеете говорить по-английски, езжайте к себе в Россию!»

В конце-концов СССР разродился своим мнением об Аллилуевой.

«25-го июня, премьер Косыгин, прибывший с визитом в США, заявил на пресс-конференции в ООН: «Аллилуева – морально неустойчивый человек и она больной человек, и мы можем только пожалеть тех, кто хочет использовать ее для политических целей...»

И американские бизнесмены получили шанс сыграть на раскрученном скандале. В Москву поехали корреспонденты, а Светлане предложили публиковать книгу. Или книги. А она (глупенькая) ничего конечно же не понимала. А потом появляются серии ее «писем в другу» - бесхитростное название книги. Она дала американцам карт-бланш на поливание грязью своей семьи. И сам же имеет наглость удивляться и возмущаться.

«Заголовки были убийственными: «В следующем номере: моя первая любовь». «В следующем номере: как моя мать убила себя». «Берия командовал моим отцом»

Ну а потом – потом было уже легче. Знай лепи повторяй песню про массовые убийства и помешательство Сталина на крови людской и все будет ОК.

Подводя итог, можно сказать, что Светлана Аллилуева стала для СМИ разных стран эдаким Мелье, на которого можно было ссылаться, поливая грязью не только Сталина, но весь СССР, всех советских людей, за исключением «гениев» типа Солженицына и Пастернака. Но, если Мелье, по легенде, был довольно таки начитанным человеком, то Светлана Аллилуева совсем не отличалась ни умом, ни сообразительностью. Даже американцы иногда были поражены ее неосведомленностью...

«Одна местная дама долго расспрашивала меня о судьбе царской семьи, о чем я почти ничего не знала. Тогда она заметила: – «Кажется, я знаю о России больше вас!»

В общем, один сплошной позор и реинкарнация дела Павлика Морозова... Аминь!

«Но каждый пытается прыгать, чтоб стать
Чуть выше своей головы,
Забыв о том, что он –
Транзитный клиент психбольницы,
И что лежит его путь в шелестящий дол.

А все оттого, что
Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов жив,
Павлик Морозов живее всех живых...»

(группа Крематорий, «Павлик Морозов»)