5

Как только я закончил читать «Крутой маршрут», интернет-прибой вынес на берег другую книгу о том же 37-м — «Прочерк». И хоть и не хотелось снова окунаться в ужас того времени, деваться было некуда. Пришлось прочесть.

С первого взгляда кажется, что с «Крутым маршрутом» у неё много общего. Это тоже женский взгляд. И так же, как Гинзбург, Чуковская живёт стихами и помнит их все наизусть. Однако на этом сходства заканчиваются. Во-первых, в этом случае автор избежала тюрьмы: арестовали её мужа. Во-вторых, книга наполнена любовью такой силы, что даже трудно поверить, что после описываемых событий прошло почти 50 лет. И, в-третьих, в отличие от Гинзбург, которая упорно не замечает слона в комнате, избегая обсуждать причины репрессий, Чуковская к этому вопросу обращается прямо и беспощадно, готовая признать и свою вину — хотя уж она-то, будучи редактором детских книг, ни в чём не была виновата.

( Свернуть )
Не знаю, читала ли Лидия Корнеевна «Крутой маршрут», но её откровения — беспощадный приговор Гинзбург, которая после реабилитации не смогла отказаться от восстановления в партии — хоть и постеснялась прямо писать об этом в своей книге. Чуковскую же интересует: как другие могут не замечать того ужаса, который творится вот тут, совсем рядом, буквально в соседних зданиях? Как мы все не замечали этого раньше, пока это не коснулось наших близких? И, наконец — в чём природа того зла, которые творят доносчики, и отворачивающиеся, и собственно палачи?

Научная, хирургическая безжалостность позволяет её получить точный ответ. И он не отличается от ответа, которые получили исследователи нацизма. Зло очень просто и быстро может стать обыденностью для любого общества...

Для меня эта книга имеет ещё и личное измерение. В детстве дома у меня была книжка «Солнечное вещество». Я перечитывал её несколько раз, и помню до сих пор. Там настолько увлекательно рассказывалось о физических открытиях, что я на всю жизнь заразился интересом к тому, как устроен наш мир. И вот только теперь я узнал, что талантливый автор этой замечательной книжки, без сомнения изменивший жизнь многих подростков — Матвей Бронтшейн — был арестован и расстрелян в 1937-м. Это он был мужем Лидии Чуковской, и о нём её книга.

А ещё, действие разворачивается на улицах Ленинграда, часто — в местах, захоженных мною до дыр. Поэтому всё, о чём пишет Чуковская, так легко представить. Вообще, во всех рассказах о Петербурге-Ленинграде город предстаёт одним и тем же, и, наверное, можно сложить неразрывный континуум, по годам, обо всём его прошедшем веке. Вот здесь, по Бассейной, в 20-х ходили Гумилёв, Мандельштам, Ахматова и Одоевцева, в 30-х буквально за углом, у Преображенского собора, жили Чуковские, а в 60-х в доме напротив Бродский собирал друзей. Странное дело — ведь без людей город — это просто груды кирпичей; но и люди без него были бы совсем не те. Сам же он, свидетель неисчислимых радостей и страданий, продолжает жить и остаётся самим собой.