4 Прошлое vs настоящее, или Чудеса реинкарнации

Прочитал я в одном отзыве, что, дескать, человеку понравилось в этой повести про советскую действительность, а как начался экскурс в прошлое (если быть точным – в эпоху правления Ивана Грозного), то стало далеко не так интересно. Что ж, могу сказать, что у меня было с точностью до наоборот: я и заинтересовался повестью, увидев цитату из неё именно про Ивана Грозного (и его мысли о верном, как пёс, Малюте Скуратове и о «сладком, как малина» Федьке Басманове), и читать всё, связанное с его правлением (вообще, главный герой у автора – митрополит Филипп, в миру Фёдор Колычёв; о нём ниже ещё напишу), мне было по-настоящему интересно – и, пусть в чём-то точку зрения автора и можно назвать спорной (но с грозненской эпохой вообще связано очень много спорного, да и повесть художественная, а не научная статья), очень понравилось. И отмечу, что у Нагибина очень богатый русский язык и чудесный литературный слог.
А вот как раз связанное с советской действительностью мне здесь не понравилось совершенно – и поэтому я и снизил оценку с пятёрки до четвёрки. Нет, мне понравилась идея реинкарнации Фёдора Колычёва в главном герое повести, тихом советском интеллигенте, я вообще люблю тему реинкарнации и когда герой начинает случайно вспоминать свою прошлую жизнь и понимать, что был тем или иным историческим лицом (уточню: люблю в тех случаях, когда об этом талантливо написано, а здесь написано, безусловно, талантливо), но вот что я терпеть не могу – так это «перестроечную чернуху» (тм), а здесь советская действительность – вот эта самая чернуха. Да, я понимаю, грянули 80-ые, стало можно писать не только о «пряничном фасаде» СССР… и начали писать чернуху, и при прочтении этой чернухи стало возникать ощущение, что пряничного фасада, по-настоящему счастливых и, не побоюсь этого слова, светлых советских граждан нет вообще, а есть только вот эта чернуха, и все в ней живут, и даже кто, снова-таки прощу прощения за пафос, душой светел, всё равно в грязи, бюрократии и очередях погряз. А я скажу, что – да, не был Советский Союз идеален, и жилось его гражданам на самом деле очень сильно по-разному, но вот моей семье, например, повезло жить, можно сказать, в пряничном советском тереме, практически не соприкасаясь ни с какой чернухой и пребывая в уверенности, что соприкасаются с ней только всякие антисоциальные элементы. Да, повезло. Да, простые советские граждане. Просто честно жили, работали и служили Родине. Да, так повезло, увы, далеко не всем – но, простите, я всё равно не хочу читать «советскую чернуху», вне зависимости от того, правдива она или нет. Не люблю я чернуху. Не только советскую. И в моём понимании реалистичность и чернуха друг другу не равны.
И – вот тоже моя семья была, можно сказать, советской интеллигенцией. Но, тем не менее, бессребничества, граничащего с юродством, за нами не водилось, и квартиры мы по глупости не теряли (тьфу-тьфу-тьфу), и книги хоть и ценили, и «доставали», но ставили на полки румынской мебельной стенки, которой гордились не меньше редких и интересных книг. Хотя – ах, да, чего ж это я, в повести же у нас реинкарнация святого митрополита Филиппа, который у автора, может, и не совсем по-христиански святой, но чисто по-человечески уж точно идеален дальше некуда… в общем, куда ж это я, пёс смердящий, свою-то семью взялся с ним сравнивать. Где уж нам до юродства – то есть, прошу прощения, до святости и полного бессребничества.
Ладно, что-то меня уже с моими попытками в постиронию куда-то не в ту степь занесло. Вернёмся к повести.
Вот, кстати, насчёт того, что «не совсем по-христиански святой». Честно – грешит Нагибин тем, что старается максимально приблизить симпатичного ему персонажа (да-да, митрополита Филиппа, Фёдора Колычёва) не к духовному, не к абсолютному, а, чёрт побери, к советскому идеалу. Да-да, несмотря на всю «перестроечную чернуху». Потому что – ну с чего он взял, что Филипп, духовное лицо (!!!), только делал вид, что верует в Бога по православной вере, а на самом деле верил только в собственную совесть, и молитвы только для вида творил, и поклоны бил? Ну честно, верить только в собственную совесть и на неё же полагаться – это советский идеал. И как-то мне более чем странно его применение к Фёдору Колычёву – хотя в остальном я вполне готов поверить в то, что он был таков, каким его описывает Нагибин. По крайней мере, «в рамках данной повести». Почему бы и нет; авторская интерпретация, вполне логичная, не считая рассуждений о вере.
Но – в любом случае, понравилось мне у Нагибина про митрополита Филиппа; понравилось и про Ивана Грозного с его окружением. Можно, конечно, спорить, в точности ли таким был царь Иван, такими ли были Малюта Скуратов, Алексей и Фёдор Басмановы (по поводу последних троих Нагибин, к слову, не заморачивался, пытаясь раскрыть их как-то по-своему и не совсем стереотипно, а просто последовал самой классической интерпретации – но, в конце концов, классическая интерпретация всегда имеет право на повторение, и получилось всё равно хорошо), – но всё равно понравилось. Как я уже писал выше, повесть художественная, а в художественных произведениях мне обычно главное чтобы было хорошо написано. И – здесь написано хорошо. Снова повторюсь: слог у автора отличный, а от «сладкого, как малина, Федьки» и его «красивых, влажных, оленьих глаз» я пришёл в отдельный восторг (хе-хе).
А, ну и от размышлений главного героя по поводу возможных гомосексуальных наклонностей некоторых святых старцев (не Филиппа!). Хоть в чём-то отсутствие как советской, так и более поздней, новомодной цензуры в перестроечные времена сказалось благотворно. А то сейчас, поди, не осмелились бы написать эдакое.
Что получилось, не побоюсь этого слова, по-дурацки, так это момент, когда царь Иван в момент противостояния с Филиппом, скажем так, перенёсся мыслями (и речами) в будущее. Снова-таки отсылка к советской действительности – и отсылка, на мой взгляд, в данном случае крайне нелепая и неуместная. Вот воспоминания нынешней инкарнации Филиппа о прошлом – да, это было хорошо, уместно и вообще отлично, на этом, собственно, и повесть строится. А «зеркалка» в прошлом была дурацкой. И вообще, с чего бы Ивану Грозному быть против интеллигенции (ДА), вроде же сам к знаниям тянулся? Может, конечно, излишнего умствования в других и не любил, но именно здесь – правда чушь вышла.
Ну, и концовка – концовка с точки зрения автора, может, и логичная, а с моей снова-таки дурацкая (а что, тварь я дрожащая или право имею… свою оценку концовке дать?). И реинкарнация Малюты – за Филиппа ничего не скажу, а вот в такую реинкарнацию Малюты я точно не верю. Или тогда уже брать версию, что нынешняя инкарнация может быть вообще не похожа на предыдущие, но здесь явно версия о том, что сходство сохраняется, – и не верю я в такого Малюту, хоть на дыбе меня пытайте. Вот если бы автор сделал его нынешнюю инкарнацию «палачом кровавой гэбни» (тм) – да, в это я бы поверил.
Но повесть в целом всё равно хороша. На мой взгляд – на хорошую твёрдую четвёрку. И читается с интересом. Хотя любопытно получается, что одним нравится в ней «про настоящее», другим, как мне, про прошлое, а нравится ли кому-то всё одинаково – кто знает.
Но читать в любом случае стоит полностью, да и повесть недлинная.