4

В мае 1922 года Карл Густав Юнг на собрании цюрихского Общества немецкого языка и литературы прочитал свой знаменитый доклад «Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству», где попытался с помощью своего инструментария препарировать творческий процесс.
Сама попытка такого анализа уже заслуживает уважения, тем паче, когда она сделана человеком, находившимся в центре не только научных, но и творческих баталий своего времени.
***
Итак, каковы основные мысли мэтра по поводу творческого процесса.
Во-первых, как всякий серьезный ученый, вначале он определился с предметом исследования.

…только та часть искусства, которая охватывает процесс художественного образотворчества, может быть предметом психологии, а никоим образом не та, которая составляет собственное существо искусства; эта вторая его часть наряду с вопросом о том, что такое искусство само по себе, может быть предметом лишь эстетически-художественного, но не психологического способа рассмотрения.

Второй вывод, и с ним трудно не согласиться, заключается в том, что вскрытие черепной коробки творца (в прямом и переносном смысле этого слова), увы, не дает ответа на поставленную проблему. Применив весь арсенал аналитической и прочей психологии, мы увидим перед собой только человека. Пусть с явно выраженными неврозами, но все же человека. (Как ехидно заметил Юнг, кинув небольшой булыжник в огород своего учителя: «Черты художественного творчества, отбор материала и индивидуальную разработку последнего можно, конечно, попытаться объяснить интимным отношением художника к своим родителям, но наше понимание его искусства ничуть не станет после этого глубже.»)
Невроз – вечный спутник творчества. Но «если произведение искусства истолковывать как невроз, то либо произведение искусства - определенный невроз, либо всякий невроз - произведение искусства». Отсюда делается, в общем-то, очевидный вывод, что искусство не есть патология или болезнь, и подходить к нему с этой точки зрения – контрпродуктивно.
А дальше начинается самое интересное – какое отношение к творческому процессу имеет сам творец. Суть дальнейшего многостраничного объяснения сводится к следующему постулату:

Дальше...

«Каузальная обусловленность личностью имеет к произведению искусства не меньше, но и не больше отношения, чем почва - к вырастающему из нее растению… Установка на личностное, провоцируемая вопросом о личных побудительных причинах творчества, совершенно неадекватна произведению искусства в той мере, в какой произведение искусства не человек, а нечто сверхличное. Оно - такая вещь, у которой нет личности и для которой личное не является поэтому критерием. И особенный смысл подлинного произведения искусства как раз в том, что ему удается вырваться на простор из теснин и тупиков личностной сферы, оставив далеко позади всю временность и недолговечность ограниченной индивидуальности.»
Корни данного утверждения можно найти еще в сократических диалогах. В «Федре» Платона утверждается, что все творческое неистовство – это воспоминание о кратком миге созерцания истинной красоты высших сфер. Иначе говоря, творец всего лишь посредник, проводник в земную жизнь когда-то увиденных образов. Через 40 лет Ролан Барт в своей «Смерти автора» доведет эту мысль до крайности – автоматического письма.
Но Юнга не интересовали метафоры и крайности. Он, как последовательный ученый, постарался раскрыть природу этого надличностного, первоисточник образов творца.
И естественно, нашел там, где и искал – в своем любимом бессознательном.

Наша догадка вовсе не взята с потолка, она продиктована опытом аналитической психологии, в своих исследованиях обнаружившей множество возможностей для бессознательного не только влиять на сознание, но даже управлять им…
К прямым доказательствам следовало бы причислить случаи, когда художник, намереваясь сказать нечто, более или менее явственно говорит больше, чем сам осознаёт; подобные случаи вовсе не редкость. Косвенными доказательствами можно считать случаи, когда над кажущейся свободой художественного сознания возвышается неумолимое «должно», властно заявляющее о своих требованиях при любом произвольном воздержании художника от творческой деятельности, или когда за невольным прекращением такой деятельности сразу же следуют тяжелые психические осложнения.

И далее, очень смелое утверждение, не лишенное, однако, определенной логики: «Неродившееся произведение в душе художника - это стихийная сила, которая прокладывает себе путь либо тиранически и насильственно, либо с той неподражаемой хитростью, с какой умеет достигать своих целей природа, не заботясь о личном благе или горе человека - носителе творческого начала».
***
Остался только вопрос, что порождает образы в бессознательном. У Юнга и на это есть ответ – коллективное бессознательное. Сократо-платоновская высшая сфера выродилась в квинтэссенцию миллионов индивидуальных человеческих переживаний, проявляющуюся в устойчивых архетипах. А роль творца заключается в их улавливании и проецировании в мир людей посредством своих произведений.

Любое отношение к архетипу, переживаемое или просто именуемое, «задевает» нас; оно действенно потому, что пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный. Говорящий праобразами говорит как бы тысячью голосов, он пленяет и покоряет, он поднимает описываемое им из однократности и временности в сферу вечносущего, он возвышает личную судьбу до судьбы человечества и таким путем высвобождает в нас все те спасительные силы, что извечно помогали человечеству избавляться от любых опасностей и превозмогать даже самую долгую ночь.

В общем, перефразируя поэта: «Круг замкнулся. А был ли он, круг?» :)