5

Взяв эту книгу в руки, я приготовилась к тому, что сейчас буду читать о войне, и невольно начала вспоминать всё то, что о войне мной было прочитано. Конечно, что же ещё может скрываться под названием "Скажи смерти: "Нет!", как не война?
Но я сильно ошибалась.

Помню, что точно также я ошиблась, взяв в руки книгу Хемингуэя "Прощай, оружие!". Там тоже было про войну, но потом совсем не про войну, и я разочаровалась даже, не сумев понять, почему так со мной Хемингуэй поступил, обещав в предисловии военные распри, а предоставив несчастную историю любви и смерти. Бессмысленную, на мой взгляд.

Димфна Кьюсак в своём романе словно подражает Хемингуэю.
Тоже призывное название с долей оптимизма.
Тоже история любви, разворачивающаяся на фоне войны.
Тоже трагедия из-за войны, из-за глупости людей, из-за того, что жизни уделяется меньше внимания, чем смерти.

В центре событий двое: Барт Темплтон, только что вернувшийся домой, в Австралию, из японских джунглей, где сумел выжить назло смерти, и Джэн, девушка, смело и верно ждущая его возвращения. Они, казалось, когда-то любили друг друга. Но теперь, после того, что Барт повидал, он не видит в жизни ничего ценного. И Джэн для него становится не настолько важной. Он хочет жить наслаждениями, жить одним единственным днём. Зачем думать наперёд, если может разразиться третья мировая война?
Джэн же до сих пор верит в то, что он её любит. И несмотря на предостережения своей сестры, окунается полностью в любовное чувство.
"Скажи смерти..." полностью пронизана любовью. О чём эта книга? О любви. Барт и Джэн. Их отношения развиваются, чувства переливаются, меняются и меняют их самих.
А ещё эта книга о болезни - о туберкулёзе. Вот откуда это "Нет!" смерти. Димфна Кьюсак поднимает важную тему - тему здравоохранения, которое очень страдало в середине 20 века. Правительство предпочитало тратить деньги на оружие, нежели на медикаменты. И люди умирали не только там, в бою, от смертельного металла, но и дома (у себя дома!) от болезни, сжирающей лёгкие. От туберкулёза в Австралии погибло больше народу, чем за две войны.
Джэн заболевает. И история любви превращается в историю борьбы со смертельной болезнью. На протяжении всей книги нам открываются страшные подробности относительно болезни.
Один из многочисленных докторов говорит Барту:

В государственных санаториях не хватает мест. В неделю освобождается два места для пациентов-женщин. Ваша невеста сейчас четырнадцатая по списку, и все тринадцать женщин до нее ждут, пока кто-нибудь умрёт и освободится место для них.

Почему, когда война закончилась, когда светит солнце и небо настолько синее, что хочется в нём утонуть, Джэн должна кашлять, задыхаться, лежать в затхлом помещении на неудобном диване и умирать?!

— Это не только трагедия, это преступление. — Священник сурово сжал губы. — В такой стране, как наша, где солнца и свежего воздуха больше, чем где бы то ни было, девушка умирает от плохого ухода — от того, на что, кажется, последняя тварь божия имеет право!
Сестра Даггин медленно кивнула.
— А деньги идут на войну! — В голосе священника зазвучала горечь.

А в санаториях, где вечно не хватает мест, на кроватях лежат живые мертвецы. И если даже врачи не верят в выздоровление пациентов, то как верить самим больным?!

«Дэнни Мориарти, 33 года» — гласила табличка над его кроватью. От него остались только кости, туго натянутая желтая кожа, блестящие глаза да еще хлесткая речь, в которой иногда вдруг сверкали блестки былого юмора, который, очевидно, был его неотъемлемой чертой до того, как туберкулез разъел его легкие.

Санатории для людей не настолько удобны и благоустроены, насколько удобны и благоустроены конюшни и овчарни. Почему?! Почему?!

Маленький Уэстон удивленно поднял брови. Он заговорил размеренно и сухо:
— Вы должны уразуметь, Темплтон, что люди не представляют такой ценности, как собаки и лошади. Их нельзя ни продать, ни выставить на скачки.

Джэн... я бы на её месте поступила бы точно так же. Не нужны санатории, не нужны лекарства и доктора не нужны.Другое, нужно другое.

Джэн подняла в воздух свою худенькую руку, на которой ясно вырисовывалась каждая косточка и нежно синели розовато-лиловые жилки.
— Я хочу, чтоб ты забрал меня отсюда, помнишь: «Друг к другу — в лачугу!»
Барт удивленно смотрел на нее, не веря своим ушам.
— В лачугу! И это теперь, когда ты выздоравливать стала!
— Хочу туда, «друг к другу — в лачугу», хочу!
— Но там ведь ничего нет, никаких условий для ухода! — А мне и не нужно. Хочу видеть небо, любоваться деревьями, и чтобы ветер дул мне в лицо, и чтоб вокруг никого не было, кроме тебя.

Больше не могу. Перечитываю, вспоминаю их истоию, и сердце щемит.
Бывает, что грустишь от того, что не можешь найти своей любви, того, с кем бы ты связал свою судьбу. Но бывает и по-другому: ты нашёл то, что искал, его или её, и пришла любовь, но есть что-то, что омрачает это нежданное счастье. И вот от этого щемит сердце. От счастья, которым не дано насладиться.
Сколько бы ни отмерили наслаждаться, этого всегда будет мало.